– Мира! – Перед моими глазами появляется бледное и испуганное лицо девушки, которую я точно знаю. Я люблю её. Да, люблю, я пыталась держаться от неё подальше, потому что она хорошая, а я нет. Я плохая, ужасная… убийца. Я убила его! Я убила его.
– Мира! Кто тебя тронул? На тебя напали? Что случилось? – Она трясёт меня. Кричит. Её мобильный трезвонит. Паника. Я слышу шум от беготни внизу, крики и новый визг.
– Прости, но мне придётся это сделать, – резкий шлепок по щеке, и вновь щелчок в голове. Ору и стираю кровь со своей кожи. Ору во всё горло, отползаю в сторону и могу лишь орать, смахивая со слипшихся волос невидимых пауков, пытающихся вновь забраться в меня и отравить.
– Мира! Мира, всё! – Меня хватают за плечи и встряхивают. Замолкаю и плачу, хватаясь грязными кровавыми пальцами за кофту Сиен.
– Наконец-то. Что случилось, и кто это сделал с тобой, Мира? Кто…
– Он… нож… так много крови… так много крови… он резал и резал, а я…я резала его… убила его! Убила его! – Мотаю головой и трясусь вся.
– Кого, Мира? Кого ты убила? Кто резал? Имя! Скажи имя! – Кричит она, а мне произнести его сложно.
– Он… он… мон шер… он… так больно… зачем… он изнасиловал меня… изнасиловал. Карстен… он в него превратился, понимаешь? Он бил и бил меня… бил… бил… любил… и плакал… любил… бил… ненавижу… сдохни, тварь! Сдохни! – Я больше не осознаю, что говорю, что кричу, к кому обращаюсь. Наверное, так сходят с ума. Слетают с катушек и становятся невменяемыми.
– О, господи, боже… боже мой. Тише, тише, Мира, тише, – Сиен садится на пол и обнимает меня, качая в своих руках. А я цепляюсь за неё, словно спасение в её руках. Словно легче станет. Нет, только хуже.
– Белч пойдёт к нему. Узнает, что с ним… тише. Нужно тебя искупать, и рану обработать. Это он тебя порезал? – Девушка пытается поднять меня, а я вновь отползаю и забиваюсь в угол. Я не хочу никуда. Хочу вот здесь сидеть и плакать. Кричать. Рвать волосы на себе. Орать снова и снова от боли. И я это делаю. Стучу ногами. Руками. Бью себя, а Сиен пытается меня остановить. Всхлипывает, а я выгибаюсь и плачу. Потрясение, которое я получила сегодня, наверное, убьёт меня. Просто убьёт или же обречёт на вечное заточение в психиатрической больнице, но остановиться я не могу. Мне больно… так больно.
– Мира, не надо… ты свихнёшься. Говори… мне можешь всё сказать, я никогда тебя не предам. Скажи, как мне помочь тебе? – Сиен обхватывает моё лицо руками, но не она нужна мне. Он нужен, как бы постыдно это ни выглядело, я хочу туда… обратно. В кровь, в его руки и хочу резать себя и его. Хочу скулить рядом с ним…
Отталкиваю Сиен от себя и, ведомая лишь своими мыслями, пытаюсь выскочить из спальни, когда она успевает закрыть передо мной дверь.
– Ты не в себе, Мира. Ты в шоке и не можешь контролировать себя сейчас. Отсюда не выйдешь… не выйдешь. Ты хуже сделаешь, понимаешь? Хуже. Хотя куда хуже… даже после той ночи ты не такая была. Сильная была, а сейчас… господи, Мира, что он сделал с тобой, – она тоже плачет, стирая рукавом слёзы, а мне всё равно. Всё равно, что будет с ней сейчас, моё сердце разрывается. Я вспоминаю каждое его слово, и это усугубляет моё состояние.
Я затихаю, а внутри пустота. Временная, похожая на передышку. Как безумная заскакиваю на кровать и подхожу к рисунку. Дрожащими пальцами дотрагиваюсь до сердца и скулю, ведь это так больно. Скулю и ударяю ладонью по нему, измазывая стену своей кровью. Ударяю снова и снова, плачу, издаю стоны и отчаянно луплю стену. Он не смел этого делать со мной. Не смел вот так обрекать меня одну на ад. Не смел рисовать меня красивой. Не смел любить меня. Не смел плакать. Не смел… не смел бросать меня и наказывать. Не смел…
Мои руки болят, а слёзы высыхают. Падаю на кровать и, всхлипывая, сворачиваюсь клубочком, подтягивая ноги к груди. Слизываю кровь, его кровь, с ладони и снова плачу. Уже без слёз. Почему всё так произошло? Почему то, что я считала меня доконает, за считаные минуты превратилось в необходимость? Почему пошла к нему, и вот так всё закончилось? Почему конец всегда печальный? Почему? Почему я виновата во всём? Почему он говорит, что любит, а сам… причиняет мне боль сродни сумасшествию? Почему?
Всё опустошается. Буквально всё. Эмоции исчезают. Боль притупляется. Чувства… ничего нет. Снова тишина. Тишина, в которой я всегда буду одна, даже среди людей, потому что я душевно умерла. Не знаю, когда это случилось, но я умерла, вероятно, в ту ночь, когда мои воспоминания стали реальным продолжением, а человек, которого я любила, превратился в палача.
Глава 23
Мира
Считается, что дети очень обеспеченных родителей живут словно в раю. Им доступно всё, о чём другие могут лишь мечтать. Для них открыты все двери, и нет никаких ограничений. Им всё можно. И это правда. Можно насиловать, избивать, унижать и доводить до психиатрической клиники. Можно употреблять наркотики в таких количествах, что порой это приводит к летальному исходу. Можно гонять на машине в пьяном состоянии и убить нечаянно человека, сбить его, и это тоже сойдёт с рук. Видимо, люди думают, что мы избалованы и развращены настолько, что это несравнимо ни с одним кошмаром. Но есть в нашем мире такая вещь, как скука. Нам мало денег. Нам мало дорогой и эксклюзивной одежды. Нам мало путешествий. Мало всего, а точнее, это настолько приедается, что становится обыденным, как у обычных людей поездка в метро на работу или же по делам. Поэтому в большинстве случаев такие, как мы, прибегают к более жестоким развлечениям, ведь остальное легко получить и достать. И игрушками становятся люди. Сначала пробуешь, понравится или нет, а затем уже невозможно остановиться. Это болото, оно хуже любого наркотика, способно утянуть в себя, из которого сложно выбраться. Все ли плохие? Да. Все. Без исключения. Каждый из нас имеет больше отрицательных сторон, чем положительных. Закон роскоши. Чем больше денег, тем хуже человек. И к этому привыкаешь, ведь унижения становятся нормой с пелёнок, когда родители наказывают нянек, учителей или же домработниц, потому что тебе стало скучно и ты захотела крови, побоища и чего-то нового. И ты знаешь, как это получить. А вот когда именно тебя касается подобное, и ты становишься жертвой, игрушкой кого-то, похожего на тебя, то только тогда понимаешь, в какие жуткие игры играла раньше, и как больно было другим. Пока не прочувствуешь на себе то, чем потчевала неугодных, никогда не оценишь аромата боли. Кого-то это обходит стороной, а кого-то бьёт слишком рано. И эти удары навсегда останутся в тебе, сколько бы времени ни прошло.
Открываю опухшие глаза и устало смотрю на задёрнутые шторы, через которые слабо пробивается дневной свет. Кровать, когда-то бывшая страшным местом воспоминаний, вновь превратилась в обычную мебель. Запахи исчезли. Воспоминания свежи, но они очень тихие, как и я сама. Ощущение, словно я мертва, и нет ничего такого, что сможет меня оживить. Внутри всё безмолвно, и меня это даже не пугает. Слёз было слишком много, и это заставило меня замереть на каком-то отрывке времени и никуда больше не бежать.
– Мира? – На моё плечо ложится рука Сиен, и я слабо вздыхаю, даже не делая попытки сбросить её. Ничего не чувствую. Снова.
