– К чёрту. Пошло всё к чёрту. Они хотели меня такой видеть? Хотели? Увидят! Пусть порадуются, увидев меня такой! Голой видели? Видели. Плевала я на всех! На всех плевала! – Кричу я, дёргано смывая с рук остатки тональной основы, как и отчаянно тру лицо, только бы унять неразумные мысли, лезущие в мою голову.
– Мира…
– Всё. Хватит, – вытираюсь полотенцем и вылетаю из ванны.
– Я устала быть для всех человеком, который старается защитить их. Я устала подставлять себя. Устала от этих мучений. Не хочу… не могу больше. Я устала. Просто выжата до предела и больше ничего не буду делать. Ни-че-го, – натягиваю свитер и отбрасываю волосы назад.
Хватаю сумку, собранную для нового учебного дня под шокированным взглядом Сиен, и выбегаю из комнаты. Мне надоело всё это. Надоело быть дурой. Надоело искать какие-то оправдания. Надоело бояться всего. Надоело думать о Рафаэле и о том, что я завишу от него и его слов. Нет… да плевать. Это пройдёт. Любви нет… или есть она. Но так всё болит. Так болит.
Спускаюсь вниз, и как только вхожу в столовую, где девочки развлекают другую смену охраны, наступает тишина. Кто-то охает, когда меня видит. Кто-то замирает, с ужасом рассматривая моё пестрящее синяком лицо. Даже охранники нервно сглатывают от моего вида, поднимаясь медленно со стульев.
– Мисс Райз, вам просили передать, – один из них протягивает мне конверт с эмблемой университета.
Официальное письмо из администрации. Я даже не удивлена.
«Эмира Райз, вы обвиняетесь в недопустимом поведении студентки нашего заведения и забастовке, приведшей к пропуску занятий многими студентами, как и в оскорбительных замечаниях, сказанных вами на занятиях.
Ваше наказание – 24 часа в карцере».
Усмехаюсь и возвращаю письмо охране.
– Сёстры, – перевожу свой взгляд на девочек. – Я отправляюсь в карцер на сутки. Пока меня не будет, главной я назначаю Сиен. Прошу вас сохранять спокойствие, это лишь последствия нашего небольшого выступления. Всё в порядке. Я хотя бы высплюсь.
Заканчиваю речь с улыбкой. Но кто бы знал, как больно двигать челюстью и говорить. Как мне сложно взять себя в руки, когда в груди и в голове творится бедлам.
Киваю охране и передаю сумку Сиен. Спасибо, что не за руки выводят. Хотя бы что-то хорошее в моей жизни.
Он же обещал… он меня подставил. Рафаэль меня подставил под удар. Я об этом подозревала, но он сказал, что всё уладил, а, оказывается, нет. Это неприятно и подталкивает меня снова к мыслям о том, что я давно уже упустила тот момент, когда он изменился и шагнул не ко мне, а от меня.
Выхожу на улицу, замечая, что к дому сестринства направляется Белч, как и другие парни из братства столпились на крыльце, вероятно, уже проинформированные о том, что к нам в дом пожаловала охрана. И я вижу его…
Мон шер, что же ты творишь?
Расстояние между нами довольно большое, но я знаю, что смотрю прямо в его глаза, а он в мои. Я вижу его… вижу и останавливаюсь. Он прислонился к косяку двери и ничего не делает. Не защищает меня. Не возмущается. Не торопиться помочь мне. Он просто берёт и демонстративно уходит в дом, приказывая парням вернуться к завтраку.
Это хуже, чем удар по лицу. Это явное доказательство тех страшных мыслей…
– Мира? Что происходит? – Испуганно спрашивает Белч.
– Всё хорошо, – сухо киваю ему и подхожу к охране.
Они ведут меня к зданию, в котором располагается карцер. Меня оформляют, я сдаю все украшения и переодеваюсь в униформу. Меня проводят в дальнюю камеру и закрывают, сообщая, что время пошло.
Забираюсь на кровать и обхватываю, прижимая к себе, ноги.
Как же так? Почему?
Нет, дело даже не в том, что я заперта здесь и наказана. А в том, что Рафаэль отвернулся от меня. И это я могла бы списать на нашу договорённость не приближаться друг к другу на людях, но всё же… я чувствую другое. Он отвернулся от меня не только на людях, но и внутри себя. Он предал меня. Он обманывал меня. Я не хочу в это верить. Не хочу, но мой личный страх берёт верх и приводит меня в невероятно тяжёлое унынье, от которого снова вокруг исчезают все краски.
Что ему сказала Марджори? Что такое она могла сделать, отчего он так сильно изменился? За одну ночь всё это случилось. Я интуитивно подозреваю это. У меня нет фактов, но что-то не так вчера было. И, если вспомнить, что Рафаэль уже вчера удалил видео, на котором она подслушивала разговоры в кабинете месье Леду. Он защищал её таким образом. Скрыл от всех её причастность. Зачем? Почему? Если Рафаэль имел свои суждения о ней и уже догадывался о том, что кукловод – это Марджори, то какой смысл удалять записи, когда их можно использовать против неё?
Его слова о том, что Марджори его застукала однажды, меня теперь сильно волнуют. А что если она и его взяла в оборот? Если именно тогда всё началось? Ведь после этого Рафаэль начал резко и быстро меняться. Да, он плакал. Его рвало на части именно поэтому. Он уже был завербован двумя сторонами. И мне не сказал. Оберегал.
А не ищу ли я снова оправданий для него?
Меня столько раз обвиняли в том, что я никому не доверяю, даже себе, что сейчас боюсь делать выводы, опасаясь, что вновь увижу всё под какой-то искорёженной призмой, а всё будет наоборот. Не хочу быть виновной. Не хочу, чтобы из-за моих подозрений он разочаровался во мне и в моей любви.
Решётка двери открывается, и мне вносят обед. Я так и сижу на кровати, смотря на слишком роскошный для карцера набор из четырёх блюд и нескольких видов напитков. Всё это имитация. Везде имитация. А я так устала от неё, и мне требуется что-то настоящее. Хотя бы воздух.
Меня клонит в сон из-за бессонной ночи и глубоких переживаний. Но я заставляю себя не спать. Я должна быть готова к любым эксцессам. Вокруг тихо. Очень тихо, и это вынуждает меня ждать опасности. Я не волнуюсь за девочек, хотя мне придётся придумать правдоподобное объяснение тому, что со мной случилось, и откуда появился синяк на пол-лица. Челюсть болит. Очень болит. Мне даже дотрагиваться больно до скулы и подбородка.
Обед уносят через час, остывший и не заинтересовавший меня.
Так и сижу, прислонившись к стене. Я отключаюсь на несколько минут и, просыпаясь, сразу же дёргаюсь. Я не должна заснуть. Ночь впереди. Вокруг меня никого. Здесь всё куплено. Если Марджори захочет, то никто не придёт мне на помощь.
«Теперь ты новая жертва Карателя, Эмира Райз. Ты – следующая», – проносятся в голове слова Рафаэля. И если это не было представлением, то я бы поверила в его ненависть, злорадство и жажду отмщения, сквозившие в его голосе. Он прав. Я следующая, как ни крути. Это не новость, но вот… словно сорвался он и… нет, я не должна так думать. Лучше переключиться на что-то иное. Менее болезненное.
Поднимаюсь с кровати и осматриваю небольшой стеллаж с книгами. Хотя здесь есть и небольшой телевизор, но нарушать тишину не хочу. Сажусь за стол, подхватывая одну из литературных новинок. Вряд ли именно такие условия в настоящих тюрьмах.
