– Кроха, – Гарри издаёт тихий стон, а я упрямо пихаю его в грудь.
– Скажи.
– Ладно. Сказки не будет. Я не принц на белом коне. Я конь. Может быть, я буду совершать ошибки и порой теряться в том, что происходит со мной. Я не знаю, Джози, что будет завтра. Мне сложно ответить на твои вопросы. Если ты спрашиваешь меня о том, что конкретно происходит между нами, то я до сих пор с тобой не переспал, а это для меня показатель многого…
– Ты ни с кем не спал, – вставляю я.
– Ну да. Ну да. В общем, пока мне всё нравится. Я кайфую и получаю массу удовольствия даже от болтовни с тобой. Обычно рот цыпочки служит не для этого. Не драться, – предупреждает он, замечая, как моя рука сжимается в кулак.
– Ты хотела честности, я даю тебе честность. Ты мне очень нравишься, Джози. Больше, чем кто-то другой. И, вероятно, между нами будет что-то очень серьёзное. Хотя оно уже есть, но пока времени нет на нас с тобой. Придёт время, и тогда пусть всё идёт своим чередом. Я не брошу тебя. Не исчезну без объяснений. Я останусь до последнего здесь… постараюсь это сделать, чтобы как-то решить наши проблемы. Я уже не убегаю от них, потому что они для меня важны. И если ты будешь хорошо себя вести, то, может быть, я приглашу тебя на настоящее свидание.
– Может быть? А ни у кого не забыл спросить о том, хочу ли я пойти с тобой на свидание? – Обиженно шепчу я.
– А зачем спрашивать? Надо брать и делать, иначе это всё такая туфта. И что до твоего отъезда, ты не должна думать о том, чтобы бросить всё. Попробуй. Никто не запрещает тебе это делать. Рискни, а дальше уже будет видно. Я не хочу, чтобы ты из-за нас с тобой разрушила свою мечту. Но я буду рядом. Может быть, расстояние будет большим между нами, но я всё равно буду рядом. Надеюсь, ты сдашь в аренду кусочек своего сердца для меня, потому что в моём ты уже живёшь.
– Гарри, – я таю от его слов. Это так мило и романтично. Никто и никогда мне такого не говорил. Вроде бы всё ясно и в то же время ни черта непонятно, но пока, действительно, рано думать о чём-то большем. Хотя нам, девушкам, это так важно. Порой мы сами не готовы к этому, а требуем от других того, на что у самих не хватает храбрости. Глупо так, но, увы, на то мы и женщины, чтобы у мужчин не запылился мозг от скуки и бездействия. А так мы даём им шанс функционировать, и за это они должны быть нам, как минимум, благодарны.
– А теперь спи, – Гарри чмокает меня в губы и обнимает руками, прижимая к себе.
Улыбаясь, закрываю глаза и впервые за всю свою жизнь понимаю, как же мне хорошо. Обычно… ладно, я никогда не засыпала так, как с Гарри, в пекле от стучащего рядом сердца. И оно мне нравится. Очень нравится. Безумно нравится. Я идиотка. Я влюбилась, и это само по себе делает меня особенной для этого мира. Так странно и в то же время правильно. Так много лет прошло, слишком много, а за несколько дней жизнь изменилась бесповоротно. Порой бывает и такое, что ты вроде бы знаешь человека, а, оказывается, что никогда не видела его по-настоящему. И вот глаза распахиваются, мир становится ярче и забавнее, чем был раньше, в то же время опаснее и интереснее. А всё из-за одного человека. Наверное, это и есть начало долгого пути друг к другу.
Утром просыпаюсь одна и хмуро собираюсь, слыша приглушённые разговоры родителей внизу. Важный день, и как только я об этом вспоминаю, то нервы медленно натягиваются в струны, и хочется спрятаться под одеялом. Но я, как взрослая, спускаюсь вниз и, по обыкновению, целую сначала маму, а потом папу, и сажусь на своё место.
– Где Эд? – Интересуюсь я, наливая себе чай.
– Уже уехал, чтобы начать работать над финальными аккордами моей гениальной идеи. Он поехал печатать флаеры и ему придётся незаконно пробраться к принтеру Колла. Я собираюсь доделать сцены и проверить ещё раз, как работают механизмы, а затем мы начнём всё перевозить на наше место. Тебя подбросить?
Переглядываюсь с мамой, прыскающей от смеха над словами «моей». Ага, конечно.
– Нет, пап, спасибо. Мне надо сделать пирожные и закуски для вечера. Надеюсь, их будет кому есть.
– Джозефина, откуда столько скептицизма? Всё пройдёт замечательно. Даже если людей будет мало, то мы всё сами съедим, хотя бы отдохну от плиты, – подбадривает меня мама.
– А петиция на рассмотрение новых правил и разрешение для открытия нашего ресторана, бара Колла и опровержением слов…
– Да-да, у Эдварда. Он передаст её мне, когда всё начнётся, и я буду сама, лично, глядя этим наглым уродцам в лицо, требовать участия. И я ещё мягко сказала, хочется подобрать для них словцо покрепче, – перебивает меня мама.
– Хорошо… ладно, что-то меня мутит. Лучше займусь кремом и…
– А ты, случайно, не беременна, Джозефина? Мутит её! Я тебе дам…
– Боже, Чак, прекрати. Даже если это и так, то пора уже. Хочу присутствовать на свадьбе хотя бы дочери. И к твоему сведению, Эдвард едва ноги передвигает. Да и, вообще, не твоего старого ума дело. Ты собирался работать, так вперёд. Не порть нам настроение, – тихо хихикаю, наблюдая, как мама выхватывает тарелку с недоеденной кашей у отца.
– Но я же…
– Не заработал. Вперёд и с песнями, – цокает мама, демонстративно выбрасывая кашу в мусорный бак.
– Злая ты женщина, Френсис. И уж поверь мне, когда всё это закончится, то я потребую сына. Переизбыток женщин в доме, и у меня даже прав никаких не осталось. Как раб для вас. Ничего не ценят. Вот уйду…
– Да-да, иди. Направление верное. Прямо за дверь, – взрываюсь от хохота, когда папа хлопает дверью, продолжая бубнить себе под нос.
– Всё будет хорошо. Поеду с ним к Лолите и девочкам, вдруг нужна будет помощь, – мама целует меня в щёку и быстрым шагом направляется к двери, подхватывая подготовленную корзину с закусками для всех.
– И куда это ты без меня собрался, Чак, смею спросить? Ты что, память растерял? Тогда тебе пора к врачу, старость так быстро подобралась…
– Боже, – закрываю лицо руками, хохоча от шуток своих родителей и их продолжающихся споров на улице. Это так здорово. Они милые и влюблённые друг в друга до сих пор. Я бы тоже так хотела. Мы никогда не были богаты, но у нас всегда были еда на столе и одежда, которую можно носить, радость и любовь. Этого достаточно для нормальной жизни здесь. А в Лондоне? Ритм другой. Люди другие. Цены другие. Всё чужое. Я не знаю, хочу ли ещё туда? Стоит ли моя мечта потери того, что я уже имею? И ведь если я уеду, то вернуться будет нельзя. Это будет означать, что я ничтожество и ничего не могу добиться. Так нужно ли настолько высоко поднимать планку?
Только к трём часам дня, вспотевшая, постоянно проверяющая сообщения от ребят в чате и не желающая больше двигаться, вообще, складываю пробные рекламные пирожные с ягодами, мини-булочки с капустой, шпинатом и клубникой, маленькие сэндвичи, пластиковые тарелки и стаканы, шпажки, трубочки и всё, что мы украли из ресторана Лолы и бара Колла, в контейнеры для гостей. Нагружаю несколько сумок, коробок и пакетов, ставя всё к двери. Получаю сообщение из чата от Гарри, что за мной уже едут, а пока они устанавливают сцену, протягивают электрические шнуры от переносного щита, который папа когда-то очень давно собрал сам. В общем, всё стало настолько страшным, что я не могу спокойно сидеть, ожидая, когда меня заберут из дома. До вечеринки осталось всего четыре часа, и через три мы должны развести флаеры всем, кого найдём в двух городах. Помимо этого, у нас ещё есть и СМС-рассылка. Я не могу это даже про себя назвать грандиозным шоу, потому что всё настолько слабо. И я боюсь, что мы провалимся. Музыка отключится, произойдёт взрыв из-за перенапряжения или даже пожар… боже. Позитивные мысли. Только чёртовы позитивные мысли!
