– Отойди.
– Достижения намного дороже, когда на пути есть преграды. Борись, дорогая.
Я нырнула под его руку и, заскочив в дом, бросилась к лестнице, но Вулф легким движением поймал меня за талию и притянул к своей сильной груди. Тыльной стороной ладони он провел по моей спине, и кожа тут же покрылась мурашками. Китон прижался к моему уху губами, горячими и нежными в отличие от их сурового обладателя, чье дыхание щекотало мои волосы:
– Может, я и чудовище. В конце концов, я выхожу играть по ночам. Но и ты, малышка, тоже не так проста.
Глава восьмая
Вулф
Подрыв здания, которое принадлежало Артуру и служило лабораторией по производству наркотических веществ, произошел в обычный вторник. Святоши не действуют напрямую, и кое-кто прекрасно выполнил за меня эту работу.
Следующие четыре дня я выламывал Уайту и Бишопу руки, пока они не сдались и не согласились отправить еще пятьсот копов для круглосуточного патрулирования. Улицы Чикаго необходимо было защитить от мной же устроенной заварушки. Счет взлетит до небес, но деньги отслюнявит не штат Иллинойс, а Уайт и Бишоп, в карманах которых они прочно осели.
Деньги, что дал им мой будущий тесть. Который, кстати, сменил пластинку: вместо того чтобы уговорами склонить дочь к дружбе со мной, он предпочел вернуть должок, забросав парки Чикаго мусорными кучами. На большее он не осмелился пойти, учитывая, сколько я накопал на него компромата. Ведущий игрок здесь я. Тронет мое, даже просто машину поцарапает, – заплатит внушительную цену и получит в качестве бонуса ненужное внимание со стороны ФБР.
Мусор по моему приказу собрали волонтеры и выкинули в сад Росси. Тогда и посыпались звонки. Дюжины звонков. Словно от навязчивой пьяной бывшей в День святого Валентина. Я не отвечал. Я же сенатор. А он – гангстер с огромным количеством связей. Может, я и женюсь на его дочери, но слушать его бред не стану. Моя задача – расчистить улицы, которые он замарал наркотиками, оружием и кровью.
Я старался как можно реже бывать дома, а это было нетрудно, учитывая частые разъезды между Спрингфилдом и Вашингтоном.
Франческа продолжала упрямиться и ужинала в своей комнате. Плевать. Однако она выполнила свои обязательства: продегустировала торт, примерила платья и занималась остальной предсвадебной хренью, которую я на нее свалил. Хотя мне было все равно, даже появись она на свадьбе в огромном чертовом полотенце. Меня не интересовала симпатия невесты. От нее я хотел лишь внести поправки в условие не трахаться с другими до того, как у меня отвалятся яйца. И пусть живет на своей половине дома или – еще лучше – на другом конце города до самого последнего вздоха.
На пятый день, после ужина, я сидел в своем кабинете, зарывшись с головой в бумаги, когда Стерлинг вдруг позвала меня на кухню. Часы показывали больше одиннадцати, а Стерлинг, как правило, хватало ума не мешать мне, поэтому я понял, что дело было жизненно важным.
Меньше всего хотелось услышать, что Немезида планировала побег. Казалось, Франческа уже поняла, что ей не разорвать наше соглашение.
Я спустился по лестнице. С кухни повеяло сахаром, хлебом и шоколадом. Сладкий, душный аромат, вызывающий воспоминания о прошлом и вонзающийся в сердце словно нож. Я замер на пороге, изучая миниатюрную решительную Стерлинг, которая ставила на длинный обеденный стол обычный шоколадный торт с сорока шестью свечками. У нее тряслись руки, и, когда я вошел на кухню, она вытерла их об испачканный фартук, избегая моего взгляда.
Мы оба знали почему.
– День рождения Ромео, – пробурчала Стерлинг и поспешила к раковине, чтобы сполоснуть руки.
Легкой походкой зайдя на кухню, я вытащил стул и сел, смотря на торт так, словно он был врагом. Я был не особо чувствительным человеком и необычайно плохо помнил важные даты, поскольку все члены моей семьи были мертвы. А вот даты их смерти помнил наизусть. Как помнил и причину их смерти.
Стерлинг протянула мне тарелку, на которую положила столько торта, что им можно было засорить унитаз. Я разрывался между желанием поблагодарить ее за то, что она отдает дань уважения человеку, которого я любил больше всех на свете, и желанием наорать за напоминание, что в моем сердце есть дыра размером с кулак Артура Росси. Вместо этого я набил себе рот тортом, даже не распробовав его. Потребление сахара не входило у меня в привычку, но было бы чересчур жестоко ни кусочка не взять в рот после всех перенесенных ею невзгод.
– Будь он жив, то гордился бы тобой.
Я сидел спиной к двери, и Стерлинг опустилась на стул напротив меня, обхватив руками запотевшую чашку с травяным чаем. Я воткнул в торт вилку, размазывая по тарелке слои шоколада, словно они были человеческими кишками.
– Вулф, посмотри на меня, – попросила она, и я поднял на нее взгляд, чтобы успокоить ее по не совсем понятной мне причине.
Не в моем характере быть милым и вести задушевные беседы. Но каким-то образом ее просьба вызвала во мне отклик, не похожий на презрение. Стерлинг округлила глаза небесно-голубого цвета и явно пыталась что-то мне сказать.
– Будь с ней помягче, Вулф.
– Это даст ей ложную надежду, что отношения между нами могут стать настоящими, а подобное слишком жестоко даже по моим стандартам, – процедил я и отпихнул от себя торт.
– Ей одиноко. Она юна, оторвана от прежней жизни и очень напугана. Ты обращаешься с ней как с врагом, словно она уже тебя предала. Франческе известно лишь, что ты влиятелен, ненавидишь ее семью и не хочешь иметь с ней ничего общего. И все же ты ясно дал понять, что не отпустишь ее. Она узница, – бесхитростно подытожила Стерлинг, – за преступление, которого не совершала.
– Это зовется залогом. – Я сплел пальцы, положил их на макушку и откинулся на спинку стула. – И мало чем отличается от той жизни, что у нее была бы с другим мужчиной. За исключением того, что в отличие от мафиози я не стану ей лгать, когда изменю.
Стерлинг поморщилась, будто я ударил ее по лицу, а потом перегнулась через стол и взяла меня за руку. Я еле сдержался, чтобы не отпрянуть. Потому что ненавидел чужие прикосновения, если только не был задействован мой член, а Стерлинг была последним человеком на планете, которого я бы трахнул. Не говоря уже о том, что я особенно недолюбливал, когда она открыто проявляла эмоции. Это было неприемлемо и противоречило ее должностным обязанностям.
– Одно дело – самой выбрать злосчастную судьбу, и совсем другое – насильно оказаться в нее втянутой. Если проявишь к ней милосердие, это не сделает тебя слабее. Напротив, тем самым ты убедишь Франческу в том, что уверен в своей власти.
Она говорила как Опра.
– Что ты задумала? – усмехнулся я.
Если бы я мог кинуть Франческе денег и отправить ее в Европу в загул по магазинам вместе с ее кузиной Андреа, лишь бы на глаза мне не попадалась, то сделал бы это не задумываясь. Сейчас я даже Кабо рассматривал как вариант: и на одном континенте, и достаточно далеко отсюда.
