Его слова опечалили меня и обрадовали. Жизнь развела нас в разные стороны, но тот Анджело, которого я еще совсем недавно любила, разделял мои взгляды.
– Ладно. – Он перевернул два больших пальца. – Может, в следующей жизни.
В последний раз он утверждал, что все у нас случится в этой. Я усмехнулась:
– Непременно.
Мы обнялись, и я вприпрыжку побежала по газону к очереди из припаркованных двойным рядом студенческих машин, оглядывая местность в поисках новенького бронированного «Кадиллака». На этот раз Вулф бросил все силы на подбор аксессуаров, убедившись, что машина была пуленепробиваемой. Я заметила, как Смити возится в машине с телефоном, и улыбнулась. Все будет хорошо. Наверное, Вулф отнесется к новости без энтузиазма, но я надеялась, что он не будет подавлен известием. Я почти добежала до машины, как вдруг из ниоткуда возникла Кристен, та журналистка. Она выпрыгнула прямо передо мной. Осунувшаяся, ее волосы стояли торчком, а под глазами были синяки – видимо, от недосыпа.
Два моих телохранителя синхронно вышли из машины и поспешили к нам. Я подняла руку и махнула им:
– Все нормально.
– Миссис Китон.
– Нормально, – упорствовала я. – Сделайте шаг назад, пожалуйста.
Кристен их даже не заметила, двигаясь зигзагами.
– Франческа-а-а, – заплетающимся языком произнесла она и ткнула пальцем куда-то в мою сторону. Журналистка была слишком пьяна, чтобы четко на меня указать. Я попыталась вспомнить, в каких мы остались с ней отношениях. Вроде Вулф говорил, что он поднажал и ее уволили. Ясное дело, она помнит обиду. Но прошло несколько недель.
– Где ты была? – спросила я, пытаясь не смотреть на ее порванную рубашку и грязные джинсы. Она икнула и обвела рукой улицу.
– О, то тут, то там. Вообще везде. Завалилась к родителям в Огайо, вернулась сюда и попыталась найти работу. Сотню раз звонила твоему муженьку, а в итоге попала в черный список. А потом… дерьмо, зачем я вообще тебе это рассказываю? – Кристен засмеялась и перекинула набок сальные волосы. Я обернулась посмотреть, нет ли где рядом Анджело, и она, видимо, прочитала мои мысли.
– Остынь. Я трахнула твоего дружка, чтобы Вулф на тебя разозлился. Он все равно для меня слишком юн.
И слишком хорош.
Видимо, из-за беременности здравый смысл куда-то исчез, потому что мне вдруг захотелось погладить ее по руке или угостить чашкой кофе. Я чертовски хорошо знала, что Кристен пыталась испортить мне жизнь, чтобы спасти собственную, и она хотела моего мужа – во всяком случае, пока ее не уволили по его милости. Но суть сострадания в том, что его дают не тем, кто по праву его заслуживает, а тому, кому оно нужно.
– Очевидно, мой план потерпел фиаско. – Кристен провела по щекам облупившимися ногтями, глядя на мой белоснежный кардиган поверх черного платья до колен. – Ты похожа на херову святошу.
– Потому что я такая и есть.
Она фыркнула и заржала:
– Ну этот мерзавец и извращенец!
– Или я просто ему нравлюсь. – Я воткнула воображаемый нож ей в грудь.
Если уж на то пошло, Кристен пыталась убедить моего мужа, что я ему изменяю. Плевать на ее ситуацию, на меня злиться не было необходимости. Я ничего ей не сделала.
– Рада за тебя. Вулфу просто нравится трахать собственность Артура Росси. Знаешь, потому что Артур трахнул его семью. Заслуженная расплата, и все такое.
– Не поняла. – Я сделала шаг назад и бросила на нее оценивающий взгляд. Сегодня с меня хватит сюрпризов. Тест на беременность, признание Анджело и теперь это. Я поняла, что Вселенная пытается мне что-то сказать. Надеюсь, не то, что моя сказка, которая еще даже не началась, внезапно оборвалась.
Один из моих охранников шагнул к нам, и я резко к нему повернулась.
– Отойди. Пусть она говорит.
– Он тебе не сказал? – Кристен запрокинула голову назад и, показав на меня пальцем, расхохоталась. Она меня высмеивала. – Ты когда-нибудь интересовалась, почему он забрал тебя у отца? Что у Вулфа есть на него?
Интересовалась. Постоянно. Проклятье, я спрашивала у Вулфа каждый день.
Но признаться Кристен – дать ей больше власти, чем она заслужила. Она присвистнула и уперлась локтем в широкий ствол дуба.
– С чего бы начать? Кстати, это проверенная информация, так что устрой перекрестный допрос своему мужу, когда вернешься домой. Вулф Китон на самом деле не Вулф Китон. При рождении его звали Фабио Нуччи, и он был бедным итальянским ублюдком, который жил неподалеку от вашего квартала. Один почтовый индекс, но, поверь мне, совсем разный уровень жизни. Его мамаша была алкашкой, жалкой пародией на человеческое существо, а отец испарился из их жизни еще до рождения сына. Его воспитал брат Ромео, который был намного старше Вулфа. Ромео стал копом. Он был отличным работником, пока однажды не попал не в то место и не в то время. Если точнее, в небольшой кабинет «Маминой пиццы», в трех кварталах от вашего дома, когда хотел купить Вулфу пиццу. Они зашли в разгар перестрелки. Ромео, еще при форме, ворвался в кабинет, чтобы положить конец стрельбе, и им пришлось убить его, а иначе бы он всех засадил за решетку. Твой отец убил Ромео на глазах у твоего мужа, несмотря на его отчаянные мольбы.
Я никогда не молю о пощаде.
Никогда не преклоняю колени.
У меня есть гордость.
Слова Вулфа назойливо всплыли в памяти, и моя кожа покрылась холодным потом. Вот почему он так непоколебим в ведении переговоров или демонстрации раскаяния и сострадания. Мой отец не проявил к нему ни того ни другого, когда они были так ему нужны. Я смотрела на Кристен, понимая, что это не все. Зная, что это всего лишь верхушка огромного и смертельно опасного айсберга.
Она продолжила:
– После случившегося его усыновили Китоны, богатая семья из богатого района. В их доме ты сейчас и живешь. Китоны были сливками Чикаго. Знатная супружеская чета, у которой не было детей и которая подарила ему целый мир. Они изменили ему имя, чтобы оставить неприятную историю из детства в прошлом, и с той минуты жизнь малыша Вулфи пошла на лад. Ему даже удалось справиться с тяжелой эмоциональной травмой, возникшей после того, как твой отец пустил пулю в лоб его брату.
– Почему же отец не расправился с Вулфом? Он ведь все видел? – Меня убивало, что я задаю ей вопросы. Но в отличие от моего мужа, моя гордость была не так жизненно важна для моего выживания.
Кристен фыркнула:
– Вулф тогда был всего лишь ребенком. Он не знал основных участников, и у него не было разборок с Синдикатом, как у его брата. Не говоря уже о том, что ему бы все равно никто не поверил. К тому же, думаю, даже у твоего отца есть моральные принципы. – Она с отвращением окинула меня взглядом.
Я сжала челюсти, но промолчала, боясь, что Кристен перестанет рассказывать.
