Откидываюсь в кожаном кресле, склоняю голову набок, продолжая рассматривать Элю. Она до безобразия эротична. От аккуратных пальчиков на ногах до белокурых волос. Красивые щиколотки, длинные ножки, идеальные бедра, плавная талия, упругая грудь, соски, просвечивающиеся через кружево черного белья. Родинка на плече, которую хочется попробовать на вкус, тонкая шея, пухлые губы...
Усмехаюсь сам себе, у меня передоз эстетики. Фантазия разыгралась не на шутку. Представляю ее пристегнутую этими кожаными оковами к верхней балке. Как грудь вытягивается вверх, а сама она на носочках. Как дрожит от напряжения и возбуждения в ожидании своей участи и ещё не понимает, что я с ней сделаю.
Дышу глубоко, ровно, пытаясь подавить возбуждение. Закрываю глаза, чтобы чертова фантазия не издевалась надо мной. Эля и покорность - несовместимые вещи! Таких нужно ломать. Долго работать с психикой, делая ее гибкой к восприятию новых граней сознания. Хотя можно один раз показать на практике, каково это - быть внизу, у моих ног и чувствовать себя выше всех. Бывает, что пределы сносит сразу, и сознание переворачивается.
Не о том думаешь, Доронин! Не нужна тебе эта девочка. Нет желания работать с ней, подстраивая под себя, настраивая на одну волну. Нет желания воспитывать. Хотя ей плевать, она делает все, чтобы я начал это делать. Эля, определенно, мое наказание. Давно меня никто так не выводил на эмоции, чтобы горело все внутри. Сам не понимаю, как не потерял контроль…
Шумно выдыхаю, откидывая голову на спинку кресла. Спокойно, Доронин, это всего лишь девочка, внучка Милохина, которую по какой-то причине ты должен опекать.
Карма у меня, что ли, такая?
Даже моя дочь, которой четыре, и то послушнее этой маленькой стервы с глазами цвета ясного неба. Иной раз разбивает таким диссонансом, когда ее невинные глаза смотрят на меня, а порочные губы несут совсем не невинные вещи.
- Почему я прикована?! И где я?! – раздается голос Эли.
Ммм, избалованная принцесса проснулась.
Продолжим вчерашний урок. Чтобы закрепить результат.
Слышу, как дёргает руками, звеня цепочками, пристегнутыми к кованой спинке кровати, но голову не поднимаю. По телу проходит волна чего-то горячего, будоражащего, и одновременно кроет злостью и раздражением, что весь мой контроль летит к черту с этой девочкой.
- Отпусти меня! Ты сошел с ума?! Ты заковал меня в цепи?! Ты нормальный?! – в голосе столько возмущения и нотки страха. Да неужели принцессу можно чем-то испугать?!
- Нет, Эля, я не нормальный! Надеюсь, ты это усвоишь и оставишь свои детские игры! – поднимаю голову и смотрю в небесные глаза. А там тысячи эмоций. Злость, страх, растерянность и все же блеск азарта. Девочка неисправима! - А цепи для того, чтобы было проще перевернуть тебя, не выкручивая руки, и выпороть за вчерашние пьяные выходки, - уверенно встаю с места и снимаю с себя мягкий кожаный ремень, сделанный на заказ специально для таких случаев. – Длинный, из мягкой и эластичной кожи. Специально для плохих и непослушных девиц, - понижаю голос, складывая ремень вдвое.
- Ты не посмеешь! – дёргается, сотрясая кровать, пытаясь освободить руки, но у меня очень надёжные девайсы, качественные.
- Отчего же? Ты же хотела знать, какой я. Пришло время тебе показать. Выпросила, - усмехаясь, надвигаюсь на девочку, которая пятится назад, упираясь в спинку. И вроде бы цель - всего лишь нашлепать и отбить желание играть со мной в свои детские игры, но эта сцена будит во мне нечто большее, то, чего Эля не выдержит, да и не нужно ее в это погружать...
ГЛАВА 14
Элина
- А как же добровольность? – выкрикиваю первое, что приходит в голову.
- Что? – усмехается гад. Перевожу взгляд на кожаный ремень у него в руке и сглатываю. Я словно в прострации после пробуждения, не понимаю, что происходит. Почему я прикована?
И какого черта?!
Если быть откровенной, то страшно. Но в какой-то момент в голове мелькает мысль: а что, если позволить ему причинить мне боль? Какая она? Сильней ли душевной, заполнит ли пустоту?
- Основные правила Темы - разумность и добровольность. А я согласие на это не давала, - указываю глазами на ремень.
- В Теме - да, - он наклоняется ко мне, опираясь рукой на спинку кровати. – А я тебя наказываю, - вкрадчиво шепчет и заглядывает в глаза.
- Никто не имеет права меня трогать! – Дышу. Спокойно, Эля. Он не посмеет. Убеждаю себя.
- Я тоже не давал тебе права относиться ко мне пренебрежительно, язвить, в какой-то степени унижать меня как тематика, показывать неприличные жесты пальцами и посылать. Но ты же не спрашивала моего мнения. Так почему я должен спрашивать твоё? М?
- А я не заказывала тебя в качество надсмотрщика! – вздрагиваю, когда он поправляет упавшие мне на лицо волосы.
- А я ничего плохого тебе не сделал, чтобы получать такую реакцию. Я всего лишь пытался заботиться по просьбе твоего деда, которому небезразлична твоя судьба.
По сути, Доронин прав. Ничего плохого он не делал. Такая повелительная форма заботы. Только я не заказывала.
- По факту ты унижаешь меня как мужчину. А я такого с рук спустить не могу. Лучший инструмент воспитания - боль. Только через боль люди запоминают, что хорошо, а что плохо. Это рефлекс, заложенный природой.
Смотрю ему в глаза, а там плавится благородное серебро. И понимаю, что он это все серьезно. А самое поразительное то, что я глубоко вдыхаю его холодный запах и на адреналине ловлю волну возбуждения. Такую острую и горячую.
Выдыхаю, когда он вдруг отходит от меня и встаёт в ногах. Но не успеваю опомниться, как Доронин хватает меня за щиколотки и резко переворачивает на живот, скручивая цепь. Застываю, словно из меня выбили весь кислород, по телу проносится жар и лёгкая дрожь. Да, мне страшно, но пугает уже собственная реакция.
- Нет! - пытаюсь перевернуться, но он попросту садится на мои ноги. И все - я обездвижена. Дышу глубже, сжимаю бедра, потому что сводит между ног от желания и ненормального возбуждения. И я не хочу этого! Особенно в такой унизительной ситуации.
Вздрагиваю, когда моего бедра касается холодная кожа ремня. Дыхание само собой рвется, тело содрогается. Вместе с волнением и зарождающейся внутри злостью на этого мужчину, растет возбуждение. Хочется простонать, и я почти это делаю, когда холодная кожа ремня играет, обманчиво лаская кожу на бедре.
- Умница, - усмехается. – Какая отзывчивая девочка, - его голос хрипнет, и это еще больше разжигает во мне пожар. Ремень скользит на внутреннюю сторону бедра. Сжимаюсь, потому что это невыносимо. – Вот видишь, твоё тело послушное, отпусти все, что творится в твоей безумной голове, - голос ровный, завораживающий, с легкой хрипотцой, будто вводит в гипноз. Его голос словно льется по воздуху, заполняя меня, и я прикрываю глаза.
