— Иди сюда, — беру ее за руку и тяну на диван. Девочка хочет сесть рядом, но я не позволяю. Усаживаю себе на колени, лицом к лицу, вынуждая меня оседлать. Прижимаю ее ножки к моим бедрам, вжимаю в себя и кутаю в пальто. Вот так теплее. Она жмется ко мне, цепляясь руками за рубашку, но Элю все равно трясет.
— Посмотри на меня! — обхватываю ее лицо, вынуждая смотреть мне в глаза. Моргает, смотрит, но, кажется, ничего не видит за пеленой ужаса в глазах. И мне хочется разнести все и всех к чертовой матери, чтобы не видеть этот ужас в ее красивых небесных глазах. — Все будет хорошо. Я вытащу тебя отсюда уже завтра. Слышишь? — А она зажмуривается и мотает головой.
— Нет, я человека убила. Понимаешь? — словно хочет убедить в этом не меня, а себя.
— Никого ты не убила. Пострадавший в травматологии с переломами.
— Они… они… — не может сказать из-за рвущейся истерики. — Сказали, что я … — зажимает рот рукой. Слезы градом. И каждая ее слезинка прожигает мне душу в груди. — Убила… — все, истерика вырвалась. Плачет, задыхаясь. Рыдает, закрывая лицо руками, содрогаясь, чем рвет мне душу. Отсаживаю Элину на диван. Можно, конечно, отрезвить ее пощёчиной. Но я не хочу причинять девочке ещё больше боли. Беру кружку с подоконника и наливаю простой воды из бутылки. Подхожу, сажусь на корточки перед девочкой.
— Элина! — громко, с нажимом произношу я, чтобы она меня услышала. Замирает, продолжая всхлипывать в руки. — Выпей воды!
— Я не хочу… — воет в ладони.
— А я не спрашивал, чего ты хочешь, а чего нет! Я сказал выпить воды! — включаю холодный тон. Здесь уговоры не помогут, здесь нужны четкие приказы, иначе истерика добьёт ее окончательно. И девочка подчиняется, берет стакан и через силу пьет, давясь водой. Закашливается и отдает мне стакан. Но огромные слезы все равно катятся из ее глаз, Элю трясет, словно в лихорадке. И я не нахожу ничего лучшего, как сесть рядом с ней, развернуть к себе, зарыться в волосы, сдавливая их на затылке, и впиться в ее припухшие солёные губы.
Девочка моментально затихает, цепляясь на мои плечи, словно мой поцелуй вызывает ещё больший шок, а потом кусает меня за губу, требуя большего, и я даю. Всасываю ее губы, тоже кусаю, тут же зализывая укус. Проникаю глубже, сплетая наши языки. Целую, целую, бесконечно долго, лишая нас дыхания. То нежно и аккуратно, то грубо и несдержанно, поглощая ее стон.
Прерываю поцелуй и уже просто вожу своими губами по ее пухлым губам. Дышу. Я противник ванили и всего сладкого, чтобы потом не тошнило. Но с этой девочкой все летит к чертовой матери, и я словно в бреду целую ее скулы, щеки, заплаканные глаза. Прислоняюсь своей щекой к ее щеке, продолжая удерживать волосы.
— Ты никого не убивала, — хрипло шепчу. — Все, что тебе сказали, ложь, для того чтобы психологически надавить. Доверяй только мне. Я вытащу тебя отсюда. Веришь мне?!
— Да, — выдыхает Элина без сил. Отпускаю ее, истерика прошла, но девочку по-прежнему трясет, хотя уже не так критично. И мне самому становится легче дышать. Беру кружку, делаю крепкий сладкий чай. Размешиваю сахар и вкладываю кружку Эле в руки. — Пей! — Послушно берет кружку, грея об нее дрожащие пальцы.
— Там, в камере, так холодно, — тихо произносит она и рассматривает свои чулки, по которым бегут стрелки.
— Эля, девочка моя, я понимаю, что это сложно. Но у нас мало времени. Ты сейчас должна собраться и все мне рассказать от момента, как ты выехала из дома.
Кивает, отпивая немного чая.
— Я не знаю, как так вышло, — глубоко вдыхает.
— Эля, соберись, пожалуйста, мне сейчас не нужны твои оправдания или раскаянья, мне нужны голые факты. Как можно меньше эмоций, — настойчиво прошу я. На самом деле меньше всего сейчас мне хочется ее допрашивать. Есть огромное желание налить ей горячую ванну, позволив расслабиться, а потом укутать в теплый плед и уложить спать. Но, к сожалению, реалия такова, что необходимо девочку допросить.
— Я выехала из дома по направлению… не знаю куда… просто…
— Зачем?
— Твои слова о том, что между нами что-то большее, не давали покоя. Я испугалась, наверное… — делает глоток чая, ещё и ещё, пряча от меня глаза.
— Чего испугалась?
— Своих чувств к тебе, наверное. Больно окончательно вытравливать из себя одного мужчину и впускать другого.
Закрываю глаза, это очень глубокий и интимный разговор, и у нас нет времени уходить в чувства. Не сейчас.
— Дальше. Почему тебя не вела охрана?
— Потому что я, как всегда, их обманула. На вахте такой милый мальчик, — горько усмехается Эля. У меня ещё есть вопросы к охране. Какого черта мне до сих пор ни одна падла не сообщила об отсутствии Эли?! Но это тоже сейчас неважно. — Я просто колесила по городу, даже скорость не превышала. Дорога была пустая. Да, я была не совсем в себе, но отчаянно не понимаю, откуда взялся тот парень! Я остановилась у круглосуточного кафетерия. Хотела прийти в себя, купила стаканчик американо, выпила его в машине, тронулась с места, начала разворачиваться назад и… Я не понимаю, откуда он выскочил… Я его не видела… — опять всхлипывает, отставляет чай и закрывает лицо руками.
— Эля, выключи немедленно эмоции! Он жив. Ты никого не убила и, скорее всего, вообще не виновна. Это подстава!
— Да? — смотрит на меня в недоумении.
— А кому это нужно?
— Я пока не разобрался. Поэтому помоги мне и расскажи все без эмоций.
Молчит, задумываясь, потирая виски.
— Голова очень болит, — жалобно произносит Эля.
— Иди ко мне, — разворачиваю ее к себе спиной и начинаю массировать напряженные хрупкие плечи. Зажата, напряжена до предела. Головная боль неизбежна. — Выдохни, попробуй немного расслабиться! — приказываю. В моменты слабости ее тело слушается меня безоговорочно. Нажимаю на точки на шее, массирую, ощущая, как ее отпускает.
— Я тебе говорила, что люблю твои руки? — шепчет она и склоняет голову, ластясь об мою ладонь.
— Нет, но сейчас ты изменишь своё мнение.
Нажимаю на точку на ключице и продавливаю.
— Ай! — вскрикивает, потому что это больно.
— Терпи! — давлю сильнее. — Умница, — опускаю и уже аккуратно массирую ее затылок. — Я тебе пропишу курс массажа.
