— Да там Руслан подошел, — отвертелась я, кивнув за окно.
— А. Хорошо, — сказала Камилла без особого энтузиазма.
— Не вижу на лице радости по поводу встречи.
— Просто я стесняюсь. Переписываться легче.
Она пожала плечами, поправила юбку ниже колена и надела куртку. Я подумала, что, может, она стесняется меня и им лучше пообщаться без моего присутствия.
— Слушай, Кам, давай вы пойдете одни?
Сестра, ожидавшая чего угодно, но только не такого предложения, недоуменно посмотрела на меня.
— В каком смысле?
— Ну, ты и он. Идите сами по себе. Вам так проще будет общаться, не думаешь?
Камилла с минуту соображала, подкалываю я ее или говорю серьезно — до сих пор у нас и речи не шло о том, чтобы с кем-то встречаться, тем более встречаться наедине. Ну, как наедине. Я знала, что максимум на что они сподобятся — это зайти в кафешку. И то вряд ли. Скорее, будут просто бродить по многолюдным улицам, так что это не считается.
— Ну… Ладно… — нерешительно кивнула Камилла и спохватилась. — Подожди, а как же мама? Что ты ей скажешь, когда придешь одна?
Об этом я не подумала. Я не могла заявиться домой и сказать маме, что у ее дочери свидание несмотря на то, что теперь сестра встречалась с «правильным» парнем.
— Я скажу, что мы с тобой пошли гулять вместе. И подожду тебя в школе.
Снова с подозрением посмотрев на меня, Камилла согласилась с моим планом и ушла. Я видела, как она спустилась с крыльца, а Руслан, не дожидаясь ее, развернулся и пошел прочь по улице. Наш этикет требовал, чтобы он не демонстрировал при других вайнахах, что гуляет с девушкой. Так он и шел — впереди метра на три, а она сзади — пока оба не скрылись за поворотом.
Школьные коридоры понемногу опустели. Воцарилась тишина. А я все еще стояла у окна и смотрела на место, где недавно Роберт вручил Кате цветок и поцеловал ее. Так будет лучше… Кому лучше?! Всем, но не мне! Я тоже хочу быть счастлива!
По щеке пробежала слеза, и я зло смахнула ее рукой. За ней пробежала другая. Я достала из сумки салфетку и промокнула глаза. И вот так мне стоять еще час-полтора, пока моя сестра устраивает будущее с достойным претендентом на ее руку и сердце. А меня угораздило влюбиться в недостойного, который ко всему прочему уже забыл обо мне и встречается с другой. Просто красота!
Я вышла из раздевалки и двинулась в сторону актового зала. Я так тосковала по Роберту, что хотя бы постоять за дверьми помещения, где находится он, уже считала за счастье. А если удастся еще и услышать его голос… Воля, сила духа — я искала их в себе и не находила, не могла себе объяснить, почему я вынуждена страдать из-за каких-то предрассудков взрослых. Наверное, если бы я лучше понимала, разбиралась в этом, было бы проще отвернуться и забыть. Но я понимала только, что душа моя стремится к нему — чувство, не поддававшееся контролю и самовнушению.
Дверь в актовый зал была плотно закрыта, но музыка все равно просачивалась сквозь дерево. Жаль, что солирует Катя, а не Роберт. Прислонившись спиной к двери, я окунулась в музыку и в ощущения. Слова я не разбирала, но зато четко выделяла звуки бас-гитары в его руках. В какой-то момент остальные инструменты перестали существовать, и я слушала только ее тяжелое звучание. Они репетировали новую песню и постоянно начинали сначала или с середины, лишь иногда проигрывая мелодию до конца. Когда музыка стихла совсем, из зала донеслись голоса участников группы, и я жадно вслушивалась, пытаясь различить, что они говорят. Что он говорит.
Внезапно дверь открылась. От неожиданности я вздрогнула и отпрянула. На пороге стояла Катя и с удивлением смотрела на меня.
Я никогда не понимала, как девчонки могут драться из-за парня, но охватившее меня желание убить соперницу на месте показало, что в жизни возможно все. Конечно, я не стала опускаться до выяснения отношений ни действием, ни словом, ни взглядом, и хотела уже гордо удалиться, как Катя вдруг развернулась и крикнула в зал:
— Роберт! — и поманила его к себе.
Зачем она это сделала?! Я должна бежать отсюда, я же сама запретила ему искать общения. Я должна… должна… Катя скрылась в зале, а ее место занял он.
— Ты запретила подходить к тебе, поэтому заметь, я соблюдаю дистанцию, — сообщил он, оставшись в дверях.
Я мгновенно отвернулась, сгорая от стыда и душивших меня слез. Пришла сама, словно собираюсь ему сдаться! Позорище!
— Ты что-то хотела? — спросил Роберт, все еще стоя на почтительном расстоянии.
Чувствуя, как по щекам скатываются горячие слезы, я лишь сдавленно всхлипнула.
— Тебя кто-то обидел?
Идиот! Кретин! Скотина! Но я только гордо покачала головой.
— Только скажи, я ему пасть порву.
— Тогда можешь порвать пасть себе, — не удержалась я.
Пара шагов, и вот Роберт встал вплотную у меня за спиной. Только его близость не успокаивала, а пугала.
— Посмотри сюда.
Не двигайся, Луиза! А еще лучше уходи отсюда немедленно!.. Но все же я медленно обернулась, глядя в пол. Мы помолчали.
— Зачем ты мучаешь и себя, и меня? — наконец, подал голос Роберт.
— Я не вижу, что ты особо мучаешься, — с болью сказала я, вспомнив, как он обнимал Катю.
— Луиза… — он рассмеялся, потом вздохнул. — Между мной и Катей ничего нет. Мы просто… Просто дурака валяли. Мы друзья.
Тут уж я не могла не поднять взгляд, чтобы посмотреть, серьезно ли он сейчас это говорит.
— Ты целовался с ней! Это у русских так дружба проявляется?
Роберт провел рукой по волосам и воздел глаза к небу, и тут меня осенило: они делали это нарочно! Разыграли передо мной спектакль, заставив ревновать до потери пульса. Удачный номер, ничего не скажешь.
— Прости, это, наверное, выглядит глупо. Но так и есть.
Я лишь покачала головой — мне такое поведение не понять никогда. Однако от признания Роберта на душе стало гораздо легче — хоть мы не можем быть вместе, пусть он не достается никому!
— Не отталкивай меня, — после очередной минуты молчания сказал Роберт. — Дай мне шанс.
— Я же сказала, нет. Не могу, — опустив глаза, ответила я.
— Можешь. Ты уже взрослая девушка. Почему ты сама не можешь решать свою судьбу?
— Это слишком сложно. Тебе не понять.
— А зачем усложнять себе жизнь? Разве у нас мало проблем, чтобы еще и придумывать себе проблему с национальностью?
— Нас и так осталось слишком мало после войны. Мы должны держаться друг за друга, иначе наша нация ассимилируется.
— Думаешь, кроме тебя некому позаботиться о том, чтобы ваша нация не ассимилировалась?
Роберт возвышался надо мной, и единственное, о чем я могла думать, так это о том, что он снова близко как никогда и в тоже время бесконечно далеко. Мне нравилось, что он не отступается, что хочет добиться своего, только вот сколько я смогу выносить это наступление?
