- Наташа – моя бывшая одноклассница, - пояснил Илез, заметив ее недоуменный взгляд. – Нашла меня недавно на Фейсбуке. Сказала, что работает узисткой в женской клинике, и я подумал, что это – отличное совпадение и повод проверить, как там наш малыш. Ты не находишь?
Если бы Лаура не стояла на краю вырытой собственными руками пропасти, ее бы обеспокоил тот факт, что ее мужа разыскивают по Интернету бывшие одноклассницы. Однако сейчас ей было не до этого. Илез и Наташа хорошо знали друг друга, и последний шанс обмануть мужа испарился.
- Пойдемте за мной, - сказала Наташа, и Лаура поплелась за ней рядом с бодро шагавшим рядом Илезом, ощущая себя приговоренным к повешению преступником, которого ведут на эшафот.
Что он сделает? Обругает ее за ложь? Набросится с кулаками? А, может, ничего не будет? Он ведь был так нежен с ней еще вчера. Если былые чувства воскресли, разве имеет значение одна маленькая ложь?
- Ты хочешь присутствовать? – уточнила Наташа перед кабинетом.
- Разумеется! – ответил Илез. – Не хочу это пропустить.
Уже знавшая порядок проведения процедуры, Лаура сняла нижнее белье и легла на застеленную одноразовой пеленкой кушетку. Ее трясло от страха разоблачения, которое вот-вот должно было произойти. Илез уселся на свободный стул возле двери и вальяжно закинул ногу на колено другой. Их взгляды встретились, и Лаура снова заметила в его глазах что-то чужое, равнодушно-жестокое.
Он знал - она чувствовала это. Возможно, не был уверен на сто процентов, но подозревал, что она его обманула, и для проверки устроил показательное выступление с «сюрпризом» - чтобы она не успела ничего предпринять. Лауре захотелось его убить. Глядя в его глаза, она любила и ненавидела его одновременно.
- Расслабься, пожалуйста, - дружелюбно сказала Наташа.
Интравагинальный датчик скользнул внутрь тела Лауры, неприятно охлаждая каждую клеточку смазкой. Она вздрогнула от пробежавшей по коже волне мурашек и тупо уставилась на экран, где уже проявилась черно-белая пустота ее лона. Наташа переместила датчик в одну, потом в другую сторону, сосредоточенность на ее лице сменилась растерянностью, взгляд бегал по изображению монитора.
- Какой у тебя срок? – рассеянно спросила она.
- Три месяца, - услужливо подсказал Илез, подошел к ней и с деланным любопытством уставился на серые абстракции, менявшиеся при каждом движении датчика в теле Лауры. – Ну? Покажи, где тут мой джигит? Или принцесса?
Окончательно сбитая с толку, Наташа виновато посмотрела на Лауру, потом перевела взгляд на него.
- Илез, слушай… Я… Я не знаю, что происходит, но…
- Что такое? – невинным тоном спросил Илез и вдруг грубо бросил: - Она не беременна?!
- Нет…
Лаура, скованная ужасом, с полными слез глазами смотрела на мужа, ожидая своей участи. Лицо Илеза приобрело непроницаемый вид.
- Ты уверена, Наташ? Он не мог нигде там… не знаю… затеряться?
Женщина отрицательно покачала головой. Илез резко выпрямился и обернулся к Лауре. Ни следа от вчерашней нежности не было в его облике, только еле сдерживаемое бешенство.
- Прости меня, пожалуйста, - проговорила девушка и всхлипнула. Слезы уже ручьями стекали по вискам на кушетку. – Я не хотела тебя потерять… - Не думая о том, как унизительно это выглядит в глазах его одноклассницы, Лаура готова была упасть перед ним на колени, только бы он не смотрел на нее как на злейшего врага. – Прости меня, Илез…
Несколько секунд он буравил ее взглядом, потом достал телефон, набрал номер и приложил трубку к уху. Цепко держа Лауру в тисках своего изумрудного взгляда, он выждал, пока на том конце ответят.
- Алло! Сати, это ты?
***
Сати пыталась стесняться Хади, но получалось плохо. Она понимала, что должна быть скромнее, должна вести себя более сдержанно, раз они договорились, что брак их фиктивен и не несет за собой никаких обязательств, однако… Она привыкла достаточно свободно общаться с одноклассниками и однокурсниками, а потом и с коллегами по работе мужского пола, и не могла найти в себе этой природной стеснительности. Только первые несколько дней после свадьбы Сати сторонилась его – да и то скорее по привычке. А если учесть, что на глазах родственников Хади им приходилось строить из себя влюбленную парочку… Конечно, турки не поощряли активное афиширование своих чувств, но какая-то нежность и внимание должны были присутствовать, тем более что бабушка Фатима и дедушка Мехмет оказались очень душевными людьми, и расстраивать их действительно не хотелось. Впрочем, какие дедушка и бабушка – им обоим было чуть больше шестидесяти, и выглядели оба отлично.
Проживание в одной комнате также не способствовало отстраненности. Хади где-то раздобыл матрас и втихаря притащил в их спальню вместе со вторым одеялом. Вечером он неизменно ворча ложился на свое место на ковре, а утром они оба прятали матрас в кровати, закрывая простыней и покрывалом. А пока не заснут, обсуждали какие-то смешные моменты из жизни бывшей студенческой и текущей рабочей.
Илез не проявлялся, и Сати не знала, радоваться или плакать. Она хотела, чтобы он первым прекратил с ней общение – тогда она не чувствовала бы себя перед ним виноватой, но на практике уже через пару дней его молчания она начала злиться и отчаянно скучать. Несмотря на кипевшую вокруг жизнь, вечные походы и поездки по родственникам и старым знакомым Хади, она чувствовала себя одинокой, особенно когда оказывалось, что очередная семья ни слова не знает по-английски. Порой она сама хваталась за телефон, порываясь ему написать и спросить, что происходит, но потом брала себя в руки и уходила куда-нибудь подальше от трубки, чтобы не подвергать себя искушению.
Тяжелее всего Сати приходилось ночью, когда отвлекаться было не на что, и в темноте сознание, словно издеваясь, подсовывало самые интимные моменты их с Илезом отношений. Тогда она без сна ворочалась в кровати, мокрыми от слез глазами глядела в пустоту, а потом, сдавшись, уходила в ванную, чтобы без боязни разбудить Хади предаться воспоминаниям и получить вожделенную разрядку.
Из достижений в новой, семейной жизни Сати могла бы назвать, наверное, только выработавшуюся привычку к тому, что куда бы они ни пошли, их с Хади провожали улыбки и взгляды. Родственники постоянно стебали его в связи с разницей в росте, а пару раз Сати даже заметила, как кто-то на улице снимал их на камеру. Хади делал вид, что его это не тревожит, но Сати заметила, что стоило кому-то в очередной раз пустить шуточку на этот счет, и на ближайший вечер этот человек оказывался объектом его жестких острот или откровенного игнорирования. В окружении такого числа знакомых Хади не мог позволить себе заигрывать с другими девушками, чтобы подпитать свою самооценку, и видимо тяжело переживал это в душе.
- Какие сегодня планы? – спросила Сати, нежась под теплым одеялом. Ночи стояли уже прохладные, а отопление в доме, по словам Хади, не включали до зимы. Ее муж (она до сих пор не могла поверить, что этот пацан, Микин дружок - ее муж) лежал на матрасе на спине и что-то строчил в телефоне.
