– Поздравляю, Натиша, – произнёс ректор, пожимая мне руку и вручая белый диплом с отличием, – я никогда еще не видел таких чар. В них словно каждый пасс сам в руку ложится. Тебя ждет большое будущее…
– Я просто хотела, чтобы умирало как можно меньше больных, – произнесла я, еще не зная, какое будущее мне уготовано.
5 лет спустя
– Госпожа Натиша, – целительница Вельма, всегда аккуратная и собранная, вихрем ворвалась в мой кабинет, – т-там из департамента… – Она выдохнула, схватившись за бок, который наверняка кололо от быстрого бега. – Смертника привезли. Приказ самого императора – спасти. Вас требуют.
Лишь спустя несколько мгновений из сбивчивой речи я поняла: еще один из тайной канцелярии. Их в главный императорский госпиталь привозили как по расписанию, раз в пару месяцев так точно, – агентов, скорее мертвых, чем живых, смертников, одним словом. И возвращать их с пути за грань была задачка та еще. Но никогда Вельма так не реагировала.
– Требуют, чтобы лично вы, госпожа, провели операцию.
У меня же сегодня утром был по плану обход, летучка и две назначенных операции. И тут…
– Требуют? – Я изогнула бровь.
– Д-да… там ранения, проклятья и…
Она не договорила, а я поняла: безнадёжный случай, от которого отказались целители тайного ведомства. А агент слишком ценен. Или знает то, что некромантам не выудить ни в смерть.
– Готовьте операционную, – бросила резко.
Вечером я стояла над тем, кого было проще убить, чем спасти. Операция шла весь день. Бригада целителей еле стояла на ногах. Множество ран, дюжина проклятий – пациент был все еще жив вопреки всему: логике, здравому смыслу, возможностям организма и магического резерва. Судя по всему, их все компенсировало упрямство мужчины, что лежал на операционном столе. Я впервые видела подобную силу воли.
Я же сама стояла, закусив губу и удерживая сразу и заклинания, которыми левитировала инструменты, и чары заживления, и проклятийный след, чтобы он, отделившись от тела, не утянул за собой душу за грань. А еще контролировала и работу целителя, отвечавшего за сокращения сердца, и аурника, что подпитывал оперируемого, и ассистирующих сестер, готовых в любой момент подать зажимы, тампоны, скальпели.
Операция закончилась ближе к полуночи. Лишь тогда я, завязав последний узел на шве, смогла выдохнуть.
– Перевязка. И как привезёте в палату – пять мер эликсира Уроха, две меры восстанавливающей сыворотки, три меры отвара живоглотки, смешанной с экстрактом мандрагоры, – отдала я распоряжение и вышла из операционной.
Голова кружилась, все тело ныло, но… на душе было легко. Я выиграла еще один бой в этой извечной войне целителя и смерти. Даже на миг показалось, что где-то рядом проскрежетала зубами старуха Хель.
Ан нет, не показалось, я внимательнее присмотрелась и увидела, как в углу сидит в своем черном балахоне костлявая.
Та, завидев меня, усмехнулась, перекинула косу из одной руки в другую и недовольно протянула:
– Опять ты, паразитка. А он, между прочим, моим был. У меня даже акт, подписанный, на отъём души Аэрина Ромирэля имеется. А ты, ырхова урозубка…
– И вам не хворать, госпожа Хель. – В обычном добром пожелании не было ничего крамольного, если не учитывать, кому именно я желаю здравия – Смерти.
– Ыть, зараза, знаешь толк в проклятиях, – сплюнула незваная гостья. Но мне почудилось, что в этой ее фразе скользнуло… уважение.
Впервые с Хель я столкнулась после одной из операций, когда, вычерпав резерв, едва сама не отдала богам душу. Тогда-то она ко мне и пришла. С повесткой. И несказанной радостью. Но я назло ей сумела выкарабкаться. И вот теперь мы периодически встречались с этой каргой. Иногда она уходила ни с чем. Порою, глумливо скалясь, с поживой.
Хель уже растворилась в ночи, а я все еще стояла.
– Ромирэль… – произнесла я вслух, прокатив имя на языке. Оно показалось мне горьким и сладким на вкус, как дикий мед.
А потом память услужливо подкинула мне образ преподавателя из академии. Столько лет прошло…. «Да ерунда, это не может быть он!» – подсказывал разум. Где прямолинейный бывший офицер, преподаватель академии – и где агент тайной канцелярии, да и вообще… нет, ерунда! Просто совпадение.
Любопытство, но вялое, придавленное усталостью. Лицо пациента было изувеченным, и я думала не о его красоте, а о том, как половчее срастить кости скулы, соединить сосуды и наложить швы.
Широко зевнув, поплелась к себе в кабинет. Я – аристократка, у которой было несколько особняков в столице, с бессчетным количеством спален и шикарных кроватей в оных, – опять буду спать на кушетке.
Может, и вправду, как шутила Вельма, купить спальный диван и поставить его сразу рядом с операционной?
Нет, любовники у меня были, но как-то эпизодически. И родители уже отчаялись, что я выйду замуж, ибо у меня уже есть супруг – работа. Она меня и кормит, и поит, и любит, правда – в мозг. Матушка с отцом уже согласились, и с большой охотой, на внебрачных внуков, только бы я родила. И я… я была не против. Но все некогда. Да и отца для своего ребенка нужно выбирать тщательно. Все же наследственность – великое дело.
Фыркнула своим мыслям. О чем только не начнет думать уставший мозг, когда тело вымотано до предела. Спать я легла на кушетке, прямо в халате. А вот утро началось с крика.
Я с трудом открыла глаза. И лишь спустя пару мгновений поняла: вопит одна из сестер-целительниц. А когда наконец-то проснулась, то смогла понять и по какой причине. Голосила она во всю мощь легких, чтобы мат одного из пациентов не перешел в предсмертный вздох.
А все оттого, что мой вчерашний пациент оказался очень резвым. А еще – редким. Я бы даже сказала, редкостным. Идиотом. И рвался – нет, не до утки (если бы!), зов природы еще можно оправдать, а до подвигов. Дескать, он требует какого-то Никориса Орха. А если мы не позовем, он отправится к нему сам. Вот прям в повязках.
Я, поняв, что еще немного – и все мои труды пойдут насмарку, так и рванула. Не причесавшись, не поправив помятого за ночь платья, не умывшись. Наверняка с заспанными глазами и отпечатком валика кушетки на скуле. Плевать!
Влетела в палату разъярённой фурией и застала картину: этот… недомумифицированный командовал! На моей территории! Причем ладно бы своими подчиненными. Так нет же! Сестрами-целительницами. И даже мной попытался.
– Помоги мне подняться, – прозвучало приказное из-под вороха бинтов.
У меня дернулся глаз.
– Я помогу… – многообещающе начала я и, сделав паузу, добавила: – …спуститься, – прошипела, уже наклоняясь над этим психом. Причем положила руки так, что они намертво прижали одеяло с обеих сторон от тела больного. – И с небес на землю, в Бездну, и даже за грань провожу, если жить надоело!
Пациент замер.
И не от моей гневной отповеди. Нет. Слова этому психу были что шкуре дракона снежок. Просто у меня кроме голосовых связок еще и силовые методы воздействия были.
