– А мы нигде не встречались?
– Обычно это говорят, глядя не в район пояса, – послышалось насмешливое. Лицо больного было все еще в бинтах. – Но я тебя вспомнил. Как не вспомнить единственную адептку, которая напрочь завалила зачет, но все же его получила.
В груди отчего-то екнуло. Рука на миг замерла, сжимая бинт. Все-таки это именно тот самый Ромирэль. А я еще думала: возможно ли такое? И решила: совпадение. Все же Ромирэль – имя среди остроухих распространённое. Но это был он. Полуэльф, который, сам того не желая, изменил мою жизнь. С его легкой подписи я получила зачёт и отправилась на практику. И увидела бывшего в его истинном свете, разочаровалась, умерла, родилась заново, встретила Учителя… Как бы оно все было, не поставь он мне тот зачет.
– А вы с нашей последней встречи, – Ромирэль сбился, отчего-то пристально вглядываясь в мое лицо, – изменились. Хотя целеустремленность все та же.
– Вы тоже изменились, – справившись с мгновением растерянности, отозвалась я. – В последнюю нашу встречу были не столь продырявлены. И вообще, выглядели приличным полуэльфом, строгим преподавателем, героем войны, за которым бегала вся женская половина академии…
– Но так и не догнала, – Ромирэль произнес так, словно это была его самая большая победа.
– Именно поэтому, когда я вернулась на учебу, вас уже не было среди преподавателей? Удра… уволились? – я исправилась в последний момент, мельком взглянула на собеседника, не обиделся ли, и… провалилась в его взгляде.
Кажется, только сейчас я начала понимать тех, кто влюблялся в Ромирэля. Даже лежа в бинтах, когда из лица была видна одна щель глаз, он был притягательным. Потому что он был способен на поступки, а значит – и обречен быть любимым. Об этом я думала, меняя повязки, накладывая заклинания на свежие шрамы, и… чувствовала на себе взгляд Ромирэля.
– Приподнимитесь, обопритесь на подушки. Сейчас посмотрим, что у вас с лицом… – Я попыталсь не подать виду.
Снимала я повязки осторожно, стараясь не потревожить только-только зарубцевавшиеся раны. Шрам, что пересекал скулу полуэльфа, – он наверняка останется навсегда. Тонкой нитью. Но даже сейчас я могла сказать: он не будет его портить. А вот та гематома во всю щеку – сойдет.
Я уже хотела отнять руку от его лица, когда Ромирель поймал мою ладонь в свои пальцы. Легкое прикосновение, от которого меня словно прошило разрядом. Наши взгляды встретились. Открыто, отчаянно, чтобы больше не отпустить.
– Натиша, – прошептал Ромирэль спустя вечность мига, – спасибо.
Я уже было хотела умилиться, но следующая фраза испортила все впечатление о полуэльфе:
– Но за утро извиняться и не подумаю… Я давал клятву, присягал императору и… Это важнее любых лекарских предписаний.
Мне так и захотелось огреть этого самонадеянного остроухого по темечку. Останавливало только то, что потом самой придется его лечить еще и от шишки. Но соблазн был велик. Очень. И плевать, что он в прошлом мой преподаватель. Ныне же этот на всю голову героический тип – мой пациент. И вдохнула. Выдохнула. Успокоилась. Почти. И следующую фразу произнесла даже без жажды членовредительства:
– Я понимаю, – сквозь зубы прошипела я. – А сейчас я дам вам успокоительную настойку для глубокого восстанавливающего сна. Она действует практически мгновенно.
– Мгновенно – это хорошо, – мне показалось, что в голосе полуэльфа скользнула грусть.
– Да, буквально несколько ударов сердца – и вы отойдете в страну грез, – подтвердила я. – Я даже могу побыть с вами, если боитесь засыпать в одиночестве, – не удержалась от подколки.
А этот полуэльф возьми да и согласись!
– Побудьте.
Накапала ровно две меры настойки, напоила несносного больного и начала ждать. Правда, делать это в абсолютном молчании было странно.
Не знаю, кто первым заговорил. Он? Я? Ромирэль припомнил тот злополучный зачет, признался, что не был преподавателем, а выполнял в академии задание (правда, так и не сказал какое). Я в шутку посетовала, что везде обман и даже учителей в академии подсовывают ненастоящих… Настойка не действовала на удивление долго. Все же сопротивляемость у полуэльфа оказалась феноменальной.
Он уснул. А я так и осталась сидящей в кресле, рядом с кроватью. Побарабанила пальцами по постели.
Ночь – время раздумий. Медленных, неспешных. Ночь – привратник у двери воспоминаний. Семь лет. За это время я полностью изменилась. Все могло быть совсем иначе, не получи я тот зачет, злополучный и счастливый одновременно.
Спавший на постели даже и не подозревал, как когда-то, поставив всего одну подпись, изменил мою жизнь. И ведь Ромирэль был не императором, а простым преподавателем. И то, как выяснилось, подсадным!
Луна полноправно заглядывало в окно, озаряя палату беспокойным, давящим, тяжелым светом, вдоволь разбавленным мраком, и наводя на беспокойные мысли. Магический светляк уже давно прогорел. Пора было уходить. На сегодня выходной день, обернувшийся рабочим, закончен.
Я встала, чтоб задернуть шторы, и услышала стон. Полуэльф заметался на простынях и, шипя сквозь зубы, выгнулся дугой. Я подбежала. Тронула, пытаясь зафиксировать его, чтобы не потревожил раны. Попыталась разбудить без заклинаний. Но Ромирэль и не думал приходить в сознание.
Быстро просканировала: это было не проклятие, не наведенные чары, не последствия ранений. Кошмары. Сон, глубокий, как омут, липкий, не желающий отпускать, – Ромирэль увяз в нем.
Был вариант применить заклинание пробуждения, но оно отразится на только что стянувшихся ранах. Они могут разойтись, и… не хотелось кровотечения. Особенно внутреннего. Но и оставлять его вот так, мечущимся по постели… Моя рука легла к нему на лоб. Губы зашептали слова успокоения, и… такого исхода я не ожидала.
Ромирэль, не приходя в сознание, сгреб меня, как плюшевого медведя, прижав к себе. Причем сильно. Больной-больной, а из его объятий я вырваться так и не смогла. Пришлось смириться. А полуэльф, на удивление, затих. Но меня так и не отпустил.
Я еще пару раз попробовала отстраниться, а потом решила: полежу немного. Ромирэль успокоится, его хватка ослабнет, и я выскользну. Но… сама не заметила, как задремала. И сон у меня, после двух суток дремы урывками, вышел глубоким, как после трех мер успокаивающей настойки.
Утро мы встретили в одной постели. Причем я думала, что мне снится сон. Приятный, будоражащий и далеко не целомудренный. Грезилось, что меня целовали. Горячо, страстно, лишая воздуха, разжигая внутри пожар. И я, думая, что все это не в реальности, льнула, отвечала, растворялась в нежных руках, отдавалась требовательным губам.
Его рык. Мой стон. Тяжесть его тела и напор. Моя задранная юбка и предвкушение. Осознание того, что это не сон, пришло со звоном стекла: я махнула рукой и сшибла с прикроватного столика пузырек с лекарством.
Я распахнула глаза, чтобы встретиться с ошалелым взглядом Ромирэля. И… если я думала, что он остановится, отпрянет, то нет… Держал так же крепко, как и ночью. И тем страннее прозвучал вопрос:
