— Сейчас вы примете горячую ванну, — сказала Фрэнсис, — а потом ляжете в постель. Вы обе выглядите очень уставшими. Аделина принесет вам что-нибудь поесть.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Лора.
— Ерунда! Мы… — Фрэнсис запнулась, увидев идущую с кухни Аделину. — Это наши гости, Лора и Марджори Селли. Дети, это Аделина. Она покажет вам вашу комнату и наполнит ванну. Правда, Аделина?
— Пришла миссис Маргарита, — тихо сказала Аделина. — Она с Викторией в гостиной.
— Она все-таки пришла!.. Виктория беспокоилась. Я сказала ей, что… — Она второй раз остановилась, увидев выражение лица Аделины. — Что-нибудь случилось?
— Я отведу детей наверх, — поспешно сказала та.
Она это знала. Встав утром, она уже знала, что этот день принесет беду. Фрэнсис была подавлена и беспокойна и постоянно чувствовала приближение какого-то несчастья. Теперь она стояла в гостиной напротив Маргариты, бледной как смерть, с большими застывшими глазами, сидевшей в кресле Морин. Она напоминала птицу, выпавшую из гнезда. Ее руки обхватили чашку с чаем так крепко, что костяшки на пальцах побелели. Чашка была полной; она не могла сделать ни одного глотка, но держала ее на уровне груди, словно неожиданно окаменела. Виктория стояла чуть сзади, как всегда элегантно одетая и тоже очень бледная.
— Вы уверены, что это так? — спросила Фрэнсис.
Виктория пожала плечами.
— Это было официальное письмо, направленное его матери. Из Германии. Фернан Брюне, к сожалению, скончался от воспаления легких.
— Она может получить урну с его прахом. — Бледные губы Маргариты едва шевелились, когда она говорила. — Они это тоже написали. Но она должна оплатить расходы по доставке.
— Но вы же не видели это письмо, Маргарита.
Француженка, казалось, неожиданно вспомнила о чашке, которую все еще крепко держала в руках, и с тихим звоном отставила ее в сторону. Чай выплеснулся, пролившись на поверхность стола.
— Нет оснований сомневаться в его существовании, — сказала она. — Мать Фернана рассказала об этом парижским друзьям, которые помогли мне с побегом. Они мне и написали. Почему это должно быть не так? Кому нужно это выдумывать?
На это Фрэнсис было нечего возразить. Маргарита была права.
— Мой муж умер, — произнесла Маргарита в тишине. Это прозвучало так четко и так холодно, что все вздрогнули. — Я сразу все поняла, когда сегодня утром получила письмо. Возможно, я даже знала об этом все это время…
— О, Маргарита, мне так жаль! — воскликнула Виктория чуть театрально.
— Спасибо, — ответила та. Ее глаза лихорадочно блестели, но оставались сухими. Она не будет плакать, Фрэнсис поняла это инстинктивно. У Маргариты были стальные нервы.
— Мне только хотелось бы знать, правда ли то, что он умер от «воспаления легких», — продолжала она. — Я хочу на это надеяться. Было бы хуже, если б они его просто убили. Если б он умер под пытками. — При последней фразе ее голос немного дрогнул.
— От нацистов правды никогда не добьешься, — опрометчиво заявила Виктория.
— Ах, оставь! Если они пишут «воспаление легких», то, значит, так оно и есть! — резко парировала Фрэнсис. — Зачем нацистам искажать факты?
— Они настоящие звери, — ответила Маргарита, — но всё же пытаются создать видимость приличного обращения. Не могут же они написать в письме: «Мы пытали месье Брюне до тех пор, пока он не умер». «Воспаление легких» в любом случае звучит лучше. — Она встала. — Возможно, я никогда не узнаю правду, какими были его последние минуты…
Никто ничего не сказал. Да и что можно было сказать? Что мог чувствовать в свои последние минуты Фернан Брюне? Они наверняка были тяжелыми и жестокими. В немецком концлагере легко не умирают. Это знали все, и не было смысла убеждать Маргариту в обратном.
— Что вы будете делать? — наконец спросила Фрэнсис.
Маргарита пожала плечами:
— А что я могу сделать? Пока что — лишь остаться здесь. Возвращаться в Париж слишком рискованно. Я наверняка все еще в черных списках нацистов.
Она взяла пальто, которое небрежно перебросила через спинку стула, и свою сумку.
— Виктория, если вам будет удобно, давайте перенесем занятия на завтра или послезавтра. Боюсь, я не смогу сейчас сконцентрироваться.
— Конечно. Просто приходите, когда вам будет получше.
— Может быть, вы хотите выпить бренди перед тем, как идти домой? — спросила Фрэнсис.
Маргарита покачала головой.
— Спасибо. Я не пью алкоголь. — Она посмотрела в окно, за которым барабанил дождь. — Кто-то идет… Двое мужчин.
Виктория проследила за ее взглядом, и ее глаза нервно заблестели.
— Это Джон, — прошептала она.
То, что увидела Фрэнсис, совсем ее не удивило; это являлось в определенной степени вершиной всех неприятностей этого неудачного дня. Джон привел домой их отца. Тот кашлял, его лихорадило. Чарльз не мог самостоятельно ни идти, ни стоять и лишь тяжело опирался на руку зятя. При каждом вдохе из его груди вырывались хрипы. Лоб был горячим. Под дождем он промок до нитки и дрожал от холода.
Как выяснилось, Джон совершал прогулку по кладбищу — при всей тревоге за состояние отца, Фрэнсис все же нашла момент, чтобы в полной растерянности спросить, почему Джон туда отправился, — и обнаружил там Чарльза, который, полностью погруженный в себя, сидел на скамье перед могилой Морин, под непрерывным дождем, и сильно кашлял. Джон несколько раз обращался к нему, но так и не получил ответа, и наконец решил отвести его домой. Это было непросто — довести Чарльза до машины; правда, тот не сопротивлялся, но висел на плече Джона как мешок, а его ноги волочились по размякшей земле.
— Вам надо вызвать врача, — посоветовал Джон. — По-моему, все не очень хорошо.
— Как я рада, что ты его нашел! — сказала Фрэнсис. — Ты можешь помочь нам отвести его наверх?
Вместе им удалось сначала поднять Чарльза по лестнице, а потом — дотащить до спальни. Когда он оказался на своей постели, Фрэнсис облегченно вздохнула.
— Спасибо.
Джон тяжело дышал.
— Не за что. — Улыбнулся. Удивительно, но он, кажется, был трезв этим утром. — Как дела, Фрэнсис?
— У нас гости. Двое детей одной моей подруги из Лондона. Родители хотели отправить их подальше от бомбардировок.
Он кивнул.
— Ужасно… В Лондоне творится кошмар. Мы должны радоваться, что живем здесь, наверху.
— Да…
Они в нерешительности стояли друг против друга. Джон совершенно промок.
— Тебе нужно ехать домой и переодеться, — наконец сказала Фрэнсис. — Иначе заболеешь.
Он осмотрел себя.
— Я, должно быть, выгляжу как тряпка для уборки?.. Да, ты права; я лучше пойду. — Он быстро коснулся ее плеча. — Мы увидимся?
