После разговора с Синтией Барбара почувствовала облегчение, но все равно не успокоилась. Она знала Ральфа. Его может свести с ума мысль о том, что она здесь одна и голодает. Он ни за что на свете не согласился бы где-то переночевать, вместо того чтобы вернуться к ней.
Барбара знала, что эти размышления ни к чему не приведут. Она должна была чем-то заняться. Если все время будет смотреть в окно и считать снежные хлопья, то сойдет с ума.
В конце концов Барбара поднялась наверх, в спальню, и взяла пачку оставшихся листов. Сегодня она дочитает историю Фрэнсис до конца. И твердо будет верить в то, что с Ральфом за это время ничего не случится.
Барбара села в столовой, так как за большим столом было удобнее всего читать. Немного полистала записи, пропустила период после смерти Чарльза Грея, потом вступление в войну США в декабре 1941 года после нападения Японии на Перл-Харбор, суровую зиму…
Она начала с 1942 года.
Январь — апрель 1942 года
В январе 1942 года исчез Джордж. Исчез в прямом смысле: неожиданно его просто не оказалось дома.
Фрэнсис не была у него три недели подряд, так как выпало очень много снега и ехать на машине было рискованно. К счастью, она, следуя инстинкту, перед самым Рождеством привезла ему много продуктов, так что Джордж мог вполне обходиться ими в течение долгого времени. Тем не менее у Фрэнсис все время возникало нехорошее чувство. Когда в середине января дороги расчистили, она немедленно собралась в путь, хотя этот день и не был привычным воскресеньем.
Коттедж был пуст. Сначала Фрэнсис подумала, что это неудивительно, так как Джордж, разумеется, не ждал ее среди недели и, наверное, отправился на прогулку. Но потом ей бросились в глаза две странные вещи: Джордж всегда содержал свое жилище в чистоте, но сейчас вся мебель была покрыта пылью, а в углах висела паутина. В кладовой было полно продуктов, которые Фрэнсис привезла ему еще в декабре. Масляные краски высохли; похоже, что к ним никто не притрагивался уже несколько недель. Его картины — Джордж их постоянно зарисовывал, иначе не хватило бы места для его произведений — небрежно лежали, сложенные стопкой, возле кухонной двери. На Фрэнсис смотрели привычные перекрученные гримасы; по полотну извивались краски, напоминавшие о чистилище. Многочисленные кисточки, которые Джордж обычно тщательно промывал скипидаром, на сей раз лежали измазанные красками; они засохли и пришли в негодность. Все указывало на то, что Джордж, покидая дом, не собирался возвращаться. Но куда он мог отправиться?
Фрэнсис прошла по прогулочному маршруту, по которому любил ходить брат, — по лугам над крутым берегом, — а потом направилась вниз по опасной тропинке, ведущей к морю, которая в небольшой бухте упиралась в каменистый берег. Был очень холодный день, море отливало свинцом, и по небу плыли мрачные облака. Фрэнсис лазала между скалами и намывными породами и звала Джорджа, но ветер и шум морского прибоя уносили ее голос. Совершенно промокшая от брызг и замерзшая, Фрэнсис наконец отправилась назад.
Она просидела в домике Джорджа до вечера, дрожа от холода и напряженно прислушиваясь к каждому звуку. Но слышала лишь завывание ветра и крики чаек. Когда уже стало совсем поздно, она решила ехать домой. По пути заехала к ближайшим соседям Джорджа, жившим от него примерно в двух милях. Крестьяне недоверчиво посмотрели на нее, но все-таки вспомнили, что видели ее здесь пару раз. Нет, чудака из Стейнтондейла они уже давно не встречали; но это ничего не значит, потому что он вообще нигде не бывает.
— Если вы что-то о нем услышите, не могли сообщить мне? — Фрэнсис с надеждой огляделась в низкой лачуге, забитой безвкусными безделушками, в которой было очень жарко от огня в камине. — У вас есть телефон?
Телефона у них, конечно, не было. Но у кого-то в Стейнтондейле он был.
— Я оставлю вам свой номер, — сказала Фрэнсис. Она написала номер телефона в блокноте, вырвала листок и протянула женщине. Та недоверчиво смотрела на цифры, будто боялась увидеть за ними что-то дьявольское.
— Если мы что-то узнаем, то сообщим, — пробормотала она.
В последующие недели Фрэнсис постоянно ездила на побережье и искала своего брата. Иногда с ней приезжала даже Виктория, которая тоже очень беспокоилась за Джорджа. Страх на какое-то время объединил сестер, они больше не ссорились и старались поддержать друг друга.
Фрэнсис и Виктория прочесали весь Скарборо, продирались через толщу дремучих лесов вокруг Стейнтондейла, поднимались на Робин-Худс-Бэй, маленькое живописное местечко на побережье, с узкими улочками и многочисленными лестницами между домами. Сюда часто приезжают художники, и Фрэнсис подумала, что, может быть, Джордж выбрал это место для работы. Они спрашивали о нем почти в каждом доме и даже показывали картину Джорджа в надежде, что кто-то, возможно, сможет опознать его по стилю. Люди пугались, увидев мрачное изображение, и уверяли, что не знают никого, чья душа настолько черна, чтобы писать такие картины. То же ждало их и в Уитби.
Фрэнсис бродила даже по пустынным высоким болотам на севере, где туман поглощал любой звук вокруг нее и скрывал любую перспективу, и лишь иногда, неожиданно, взору открывался вид на долину, гору или пару овец, которые потом так же внезапно исчезали.
— Может быть, он отправился в Южную Англию, — сказала однажды Виктория в конце февраля, когда они после двухдневных поисков, которые привели их в Нортумбрию, измученные добирались домой. — Возможно, мы ищем его совсем не в том направлении.
Фрэнсис покачала головой:
— Не думаю. Джордж стремился к уединению. К югу население более плотное. Я скорее предположила бы, что он поехал в Шотландию.
Мысленно она видела его на Гебридских островах, в окружении тишины и суровой природы, на зимнем берегу с бушующими совсем рядом волнами. Это было как раз в его духе.
— Если он еще жив, — сказала Виктория глухо и устало добавила: — Я больше не могу его искать, Фрэнсис. У меня просто нет сил.
На сей раз Фрэнсис не нашла никаких аргументов для резкого возражения и не испытала никакого гнева. Она понимала Викторию. Ее собственные силы тоже иссякли.
Несмотря на тревогу о Джордже, Фрэнсис не переставала с подозрением относиться к Маргарите и Джону — правда, не имея при этом никаких доказательств связи между ними. Она была уверена, что тогда, во время похорон Чарльза, не могла ошибиться, но с тех пор ей ничего больше не бросалось в глаза.
Маргарита, как и прежде, каждый день приезжала в Уэстхилл и давала уроки Лоре и Марджори. Она никогда ничего не говорила о Джоне, но и ни разу не сказала ни единого слова о своем погибшем в концентрационном лагере муже. Складывалось впечатление, что француженка ни за что не хотела вспоминать о прошлом.
Однажды Виктория заговорила о том кошмаре, который пережила Маргарита, и о ее потере, но та жестко остановила ее:
— Я ничего не хочу об этом слышать! Это всё в прошлом. Пожалуйста, никогда больше не говори об этом!
