— Тогда у них есть ваша фотография, — продолжала Фрэнсис.
Петер кивнул.
— Да, и это значительно упрощает мои поиски.
— Удивительно, что вам удалось от них сбежать, — пробормотала Аделина.
— Да. Заросли. Темнота. И Господь решил еще некоторое время дать мне пожить. — Немец поочередно смотрел на четырех женщин, которые окружали его постель. — Боюсь, я доставлю вам массу хлопот.
— Мы должны быстро решить, что нам делать, — сказала Фрэнсис. — С каждым новым днем мы всё больше впутываемся в эту историю и в конце концов все предстанем перед судом.
Они проводили срочное собрание в гостиной. Петер спал наверху. Разговор чрезмерно утомил его, и в какой-то момент он провалился в глубокий сон.
Фрэнсис позволила себе двойной виски. Она была раздражена. «Совершенно ненужная проблема. И зачем только Лора нашла этого человека и притащила его сюда?»
Девочка, сидевшая с кислой миной у окна, казалось, прочитала ее мысли.
— Не могла же я его просто оставить там, — пробормотала она подавленно.
— Конечно, нет, — откликнулась сразу Аделина, — ты поступила совершенно правильно.
— Мы гордимся тобою, — добавила Виктория.
— Но у нас большая проблема, — сказала Фрэнсис. — Мы прячем здесь мужчину, совершившего убийство, которого, вероятно, повсюду ищут.
— Это не было убийством как таковым, — запротестовала Виктория и повторила то, что она уже сказала у постели Петера: — Это была самооборона!
— Не при таком положении вещей, — поправила ее Фрэнсис, — не при данных обстоятельствах. Он прибывает в Англию как немецкий шпион и убивает гражданина Англии, чтобы избежать ареста.
— Люди не собирались его арестовывать, — возразила Виктория, — они хотели учинить над ним самосуд.
— Это он так думал.
— Но они ведь застрелили его товарища!
— Виктория, все это не будет иметь никакого значения. Он шпионил в пользу нацистов! Поэтому и прибыл сюда. Ни один человек не будет заинтересован в том, чтобы найти для него смягчающие обстоятельства. Нынешняя война слишком суровая. Погибло слишком много англичан. И слишком страшно то, что делают немцы!
— Он ведь также часть общей системы и не может так просто вырваться из нее, — возразила Виктория.
Это была удивительная мысль — если вспомнить, насколько поверхностные суждения обычно изрекала Виктория.
— Не знаю, как вы на это смотрите, — сказала Аделина, — но я не готова так запросто отправить этого молодого парня к палачам. Он ведь еще почти ребенок!
— Для тебя каждый моложе шестидесяти — ребенок, Аделина, — сказала Фрэнсис. — Этот «ребенок», конечно, не наивен и достаточно опытен, иначе его определенно не выбрали бы для этой операции.
— Мы вы́ходим его, — предложила Аделина. — Поставим его на ноги, а дальше он сам должен решать, что ему делать.
— Но это невозможно! — запротестовала Лора. — У него нет больше документов, он не сможет выехать из Англии. И, возможно, они ищут его с той фотографией, которая есть в паспорте. Он не сможет никуда пойти, если мы его выгоним. Как же ему быть?
— Это не наша проблема, — заявила Фрэнсис.
Лора и Виктория возмущенно посмотрели на нее.
— Наверное, нам надо отложить этот вопрос до тех пор, пока он не восстановится, — предложила Аделина. — Тогда мы сможем еще раз выслушать его. Давайте договоримся, что до тех пор мы ничего не предпринимаем и никому ничего о нем не рассказываем.
— Да, — одновременно произнесли Виктория и Лора.
— Хорошо, — присоединилась к ним, чуть подумав, Фрэнсис. Она допила свой стакан и встала. — Начиная с этого момента, мы становимся соучастниками. Всем вам должно быть понятно, что это может закончиться очень плохо. Мы можем сесть в тюрьму, а в худшем случае потеряем ферму.
Лора побледнела.
Еще продолжая говорить, Фрэнсис подумала, что сошла с ума. Зачем она делает такие безумные вещи?
— Мы не должны рассказывать об этом ни одной живой душе, — продолжила она убедительно, — никому! Лора, надеюсь, тебе не придет в голову написать об этом в письме Марджори…
— Конечно, нет! — обиженно ответила Лора.
Фрэнсис глубоко вздохнула.
— Чует мое сердце, эта история сломает нам шею, — сказала она с видом пророка, подумав: «Как хорошо, что Марджори уехала! Если б она была здесь, мне уже пришлось бы составлять завещание!»
В течение всего сентября фотография Петера то и дело появлялась в газетах. Он был легко узнаваем, каждый мог его быстро опознать. Документы, писали в газетах, были выданы на имя Фредерика Армстронга, но, вероятнее всего, он давно взял себе новое имя. Он был ранен в перестрелке и, вероятно, воспользовался медицинской помощью. Он — немец, прибывший в Англию для шпионской деятельности. При побеге он застрелил восемнадцатилетнего юношу.
— Восемнадцатилетний! — воскликнула Фрэнсис. — Это не делает ситуацию проще…
— Я бы предпочел, чтобы этого не случилось, — ответил Петер.
Он поправлялся, к нему возвращались силы и здоровье. Немец с удовольствием и ненавязчиво старался делать все необходимое по дому и помогать женщинам всем, чем мог: починил лестничные перила, покрасил оконные рамы, укрепил разболтавшиеся половицы на первом этаже, привел в порядок стоки в ванной…
Фрэнсис с восторгом реагировала на все это.
— Вы, наверное, родом из такой семьи, где есть мастера на все руки, — сказала она. — Как вы всему этому научились?
Штайн как раз в это время сколачивал стеллаж, который Аделина давно мечтала иметь в кухне. Он выпрямился и посмотрел на свою работу.
— У моего отца была пара железных принципов, один из которых заключался в том, что даже если у тебя для всего есть слуги, ты непременно должен быть в состоянии справляться со всем самостоятельно. С раннего детства он учил моих братьев и меня различным ремеслам, которыми прекрасно владел сам, а их было немало.
— Было?
— Мой отец умер. В тридцать восьмом году. От рака легких.
— А ваши братья? Сколько их?
— Двое. Старший погиб под Москвой, младший не вернулся из Франции.
— Значит, у вашей матери остались только вы?
— У меня есть еще младшая сестра. Она ровесница Лоры. Сейчас она единственная, кто остался у матери.
Петер отложил молоток. Они стояли в маленькой кладовой позади кухни, в которой немец сколачивал стеллаж. Через крошечные окна в помещение падал скудный свет. Был вечер, завершавший один из последних теплых дней года.
Она смотрела на его сильные загорелые руки, потом перевела взгляд на его лицо. За это время щеки стали чуть полнее. Иногда — Фрэнсис это уже замечала — его глаза начинали блестеть, а губы складывались в обезоруживающую радостную улыбку. Часто ему на лоб падали темные пряди волос; у него была привычка необычайно резким, нетерпеливым движением руки отбрасывать их назад. Его руки…
