Фрэнсис чувствовала злобу, которая пугала ее саму. Она искала в себе причину такой бурной реакции, но не могла понять, кроется ли та в ее многолетней зависти к красоте Виктории или она сама была неравнодушна к Петеру. Уже целую вечность к ней не прикасался ни один мужчина. Но как только ее мысли заработали в этом направлении, Фрэнсис немедленно приказала им остановиться. Она не собирается вклиниваться третьей в это смехотворное соперничество между Викторией и Лорой. Не хватало еще, чтобы и восьмидесятилетняя Аделина вступила в борьбу… Может быть, все они тронулись рассудком?
В итоге Фрэнсис решила, что ее чувства проистекают из старой вражды между ней и Викторией; ни с каким другим вариантом она не согласится никогда.
Потом наступило 7 апреля 1943 года — ясный, теплый весенний день. Словно пышным желтым ковром, луга покрылись нарциссами, которые нежно покачивал легкий ветерок. Куда ни кинешь взгляд, повсюду овцы и ягнята. На небе ни единого облачка.
В середине дня домой вернулась взволнованная Лора, которая, как всегда, утром отправилась на занятия в Дейлвью. Она, должно быть, бежала всю дорогу, поскольку совсем запыхалась. Ее платье висело на ней словно огромный мешок, хотя Аделина уже дважды ушивала его. Ничто, кажется, не могло остановить медленную смерть Лоры от голода. Ее глаза казались огромными на заострившемся лице.
— У Маргариты началось! — объявила она. — У нее будет младенец!
С этой новостью девушка ворвалась в гостиную, где вокруг радиоприемника собрались все домочадцы. В Африке у немцев сложилась серьезная ситуация. Союзникам, похоже, удалось взять в кольцо немецкие войска. Никто в комнате не комментировал хвалебные гимны, которые ведущий новостей пел британскому фельдмаршалу Монтгомери. Все смотрели на Петера, который казался очень напряженным.
— Ну наконец-то! — воскликнула Аделина, услышав новость Лоры. Рождение малыша Маргариты предполагалось в конце марта, то есть она переходила примерно десять дней. — Надеюсь, у нее все хорошо. Этой маленькой женщине будет непросто.
Виктория встала и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Все вздрогнули.
— Я думала, что она уже это пережила, — сказала Фрэнсис.
— Для нее сегодня будет тяжелый день, — предположила Аделина. — Некоторые вещи остаются навсегда.
Фрэнсис поднялась и выключила радио, из которого звучал национальный гимн.
— Аделина, нам надо заняться обедом. Лора, у тебя есть какие-нибудь пожелания? Что бы ты хотела на обед?
— Я ничего не хочу.
— Ты должна что-то съесть. Я начинаю злиться…
У Лоры дернулись уголки рта.
— Я не могу ничего есть. Я толстая!
— Посмотри на себя! Ты выглядишь полуголодной!
Снова полились слезы.
— Не вынуждайте меня, пожалуйста, Фрэнсис!
— Вот что я намерена делать, — жестко сказала Фрэнсис. — Жду еще ровно неделю. Потом поведу тебя к врачу, и он станет кормить тебя принудительно. Ты знаешь, как это происходит? Я очень хорошо с этим знакома, потому что со мной такое тоже проделывали; так что могу заверить тебя, что со мной не происходило ничего более страшного. Они положат тебя на спину и…
— Но это ничего не даст, — перебил ее Петер. — Они сделают ей только хуже.
Она со злостью посмотрела на него.
— Правда?.. А что я, на ваш взгляд, должна делать? Ждать, пока Лора в один прекрасный момент упадет замертво? Почему бы вам для разнообразия не предпринять что-нибудь? Ведь именно по вашей милости происходит вся эта драма!
— Фрэнсис! — одернула ее Аделина.
Петер был в недоумении.
— Что?
— Похоже, Петер, вы последний человек в доме, кто ничего не заметил! — Фрэнсис уже всерьез разозлилась. — Как вы, немцы, собственно говоря, собирались выиграть эту войну? Мечтами? Девочка голодает ради вас! Ради вас она пытается быть красивой, стройной и желанной. Она хочет…
Лора, издав вопль ужаса, выбежала из комнаты.
Петер побледнел.
— Вам надо было сказать мне об этом раньше, — упрекнул он Фрэнсис. — Но не так! Не при ней! Зачем вы выставляете ее на посмешище?
Он вышел вслед за Лорой; во второй раз хлопнула дверь.
— Это было действительно некрасиво, — сказала Аделина.
— Ах, не начинай!.. Пошли в кухню. Я уже сыта всеми этими проблемами.
Кроме Аделины и Фрэнсис, к обеду не появился никто. У обеих женщин не было аппетита, и они просто ковырялись в тарелках. Аделина решила воспользоваться хорошей погодой и навестить свою сестру, которая уже некоторое время хворала. Помыв посуду, она отправилась в путь. Фрэнсис, не испытывая желания заниматься какими-либо делами, села за кухонный стол с чашкой кофе, безучастно наблюдая за мухой, безостановочно жужжащей за оконным стеклом.
Наконец появился Петер. Он казался немного усталым.
— Вы были у Лоры? — спросила Фрэнсис. — Где она?
Он сел за стол напротив нее.
— В своей комнате. И, надеюсь, хоть сейчас перестанет плакать.
— Что вы ей сказали? Кстати, хотите кофе?
— Спасибо. Было бы неплохо. — Петер наблюдал, как она встала, взяла из шкафа вторую чашку и поставила перед ним.
— Что я должен был ей сказать? Сказал, что очень ее люблю. Что никогда не забуду, как она спасла мне жизнь. Сказал, что она очаровательная девушка, но должна наконец опять нормально есть, потому что иначе в какой-то момент уже ничто не будет напоминать в ней женщину. Я… — Он сделал отчаянное движение рукой. — Я так много говорил, но это было не то, что она хотела услышать.
— Пейте ваш кофе. И не думайте об этом.
Петер сделал пару глотков, потом поставил чашку и серьезно посмотрел на Фрэнсис.
— Я уеду из Уэстхилла. Прямо завтра.
— Почему? Из-за Лоры?
— Из-за всего. В том числе из-за нее. Но главным образом потому, что я уже слишком давно здесь и ставлю всех обитателей Уэстхилла в затруднительное и опасное положение. Если я попадусь, вы можете потерять все, что у вас есть. Вы не должны больше рисковать.
— Но вы не сможете добраться до Германии. Это безумие — то, что вы задумали. Оставайтесь! Вас никто здесь не найдет.
— Нет никаких гарантий. Я должен уехать. Пожалуйста, поймите это.
Фрэнсис увидела решимость в его глазах.
— Ах, Петер… — вздохнула она.
— Я должен вернуться к моей матери и к сестре. Они нуждаются во мне.
— Но они не нуждаются в мертвом сыне и брате. Вернетесь, когда закончится война.
Штайн покачал головой:
— Тогда будет слишком поздно. И для меня, и для моей семьи, и для вас. Для всех.
Заразившись его беспокойством, Фрэнсис поспешно сказала:
