Прошло столько времени… Целая жизнь!
Яд медленно распространялся в ней, постепенно проникая в каждый уголок ее тела. То превосходство, которое она ощущала в саду по отношению к визжащей Виктории, исчезло. Почему же у нее так кружится голова? Это делало ее слабой перед тихой, но разъяренной сестрой.
— Иногда я спрашиваю себя, как ты жила все эти годы, зная, что мы живем вместе. Говорим. Смеемся. Что каждую ночь он приходит в мою постель…
— Петер! — крикнула Фрэнсис.
Хорошо, что ее голос звучит еще так сильно… Но никто не ответил. Она заглянула во все комнаты и в последнюю очередь — в его. Петера нигде не было. Но перед его кроватью стояла пара туфель. Это были старые туфли Джорджа, которые ему дала Фрэнсис.
— Он был очень нежным, — сказала Виктория.
Ее глаза светились. Она говорила так мягко, будто в ее словах был мед, а не яд.
Фрэнсис распахнула дверь платяного шкафа. Вещи, которые он носил — также принадлежавшие Джорджу, — все еще висели в шкафу, но их он и так не взял бы с собой. Она открыла вторую дверцу шкафа. Несколько рубашек и пуловеров лежали тщательно сложенные на полках. Говорило ли это о том, что он должен вернуться?
— Мне кажется, именно его руки я любила больше всего, — сказала Виктория. — С самого начала это были руки, которые меня…
В один миг головокружение прекратилось. Было ощущение, что прорвалась пелена, загораживающая и защищавшая ее. Наступила реальность — пронзительная и беспощадная. Мягкий голос Виктории, ее слова были как нож, который вонзили в рану и с наслаждением в ней провернули.
Внутренний голос предостерегал Фрэнсис. Предостерегал, чтобы она не поддавалась на провокации и была осторожна. «Виктория рассчитывает на то, что ты потеряешь самообладание. Не наделай глупостей!»
— Бог мой, Виктория, — сказала она равнодушным и как бы скучающим голосом. — Это действительно странно, что кто-то столько лет мог оставаться таким слепым! Но такое случается, если ты непременно хочешь быть слепым. Существуют вещи, которые не любят замечать.
На лицо Виктории легла тень неуверенности. Ее улыбка словно замерзла.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.
Фрэнсис пожала плечами:
— Я хочу этим сказать, что ты попросту теряешь время, рассказывая мне о способностях Джона как любовника. Это излишне.
Улыбка исчезла с ее лица.
— Не понимаю, — сказала Виктория.
Фрэнсис коротко рассмеялась.
— Думаю, прекрасно понимаешь.
Глаза сестры сузились.
— Может, изъяснишься более четко?
— Насколько четко? Хочешь точно знать, когда мы встречались? Где? И чем занимались?
Черты лица Виктории расслабились.
— Ты лжешь, — сказала она холодно. — Хочешь позлить меня и выдумываешь нелепые истории. Не верю ни одному твоему слову.
— Тогда просто оставим это.
Фрэнсис повернулась и хотела уже закрыть дверцы шкафа. Петер, конечно, вернется. И его разозлит, если он узнает, что она копалась в его шкафу…
Под одним из пуловеров Фрэнсис увидела пистолет — и в первый момент растерянно смотрела на него. Почему он лежит здесь? Она же спрятала его в свой комод, глубоко закопав в белье. Только один человек мог принести пистолет сюда — и это был Петер. Он захотел вернуть свое оружие. Где-то она могла это понять, но, с другой стороны, ее это разочаровало. Он, должно быть, его искал… Мысль о том, что Петер обшаривал ее комнату, вызвала в ней злость. «Он мог бы спросить», — подумала она.
— Джон никогда не стал бы встречаться с такой, как ты, — презрительно сказала Виктория. — Я помню, как он злился, когда ты связалась с суфражетками и попала в тюрьму. Ему было просто стыдно за тебя!
— Ты можешь думать что хочешь.
«Поставь здесь точку, — опять предостерегал ее внутренний голос. — Она не верит тебе — и прекрасно! Будь довольна и оставь все как есть».
— Кстати, — продолжила она, — вспомни Марджори. И что она сказала обо мне и Джоне.
На лице Виктории отражались противоречивые чувства и подозрения, которые быстро сменяли друг друга.
— Марджори?
— В прошлом году. В августе. Ты вряд ли могла забыть тот вечер. Она застала Джона и меня в кухне — и, конечно, раструбила всем, что слышала.
— Ты сказала…
— Я не хотела ссориться. Факт заключается в том, — Фрэнсис повернулась и посмотрела на сестру, — что более двадцати лет у нас были отношения.
Виктория стала бледнее, чем раньше.
— С каких пор? — прошептала она.
— С шестнадцатого года. Это началось во Франции. В деревне на Атлантическом океане. Он там поправлялся, и я…
— Неправда.
— Хочешь верь, хочешь нет.
Из горла Виктории донесся клокочущий звук, она зажала рукой рот; казалось, у нее сейчас начнется рвота. Закрыв глаза, она боролась со своим организмом. Когда же опять открыла глаза, в них стояла неприкрытая ненависть.
— Я сейчас пойду, — сказала она спокойно, — и подам заявление в полицию. Я сообщу, что мы более полугода прятали у себя немецкого шпиона, который, кроме того, совершил убийство.
— Ты этого не сделаешь, — ответила Фрэнсис, — не отправишь Петера на верную смерть.
— Ошибаешься. — Она направилась к двери.
— Ты же соучастница, Виктория! Не делай глупостей. Они арестуют тебя точно так же, как и нас.
Она улыбнулась.
— Мне нечего терять.
— Собственную свободу.
— Она ничего не значит для меня. — Виктория покачала головой и стремительно вышла из комнаты.
Мысли лихорадочно крутились в голове у Фрэнсис. Неужели она действительно пойдет в полицию? Петер мог вернуться — и угодить прямо в руки полицейских. Теперь было понятно, что он ушел не совсем, ведь остался его пистолет, и…
Пистолет! Фрэнсис подбежала к шкафу, схватила оружие и выскочила из комнаты. Виктория как раз спускалась вниз по лестнице, двигаясь как сомнамбула.
— Не делай глупостей, Виктория! — крикнула Фрэнсис, перегнувшись через перила. Виктория молча продолжала спускаться.
«Неужели она всех нас погубит?» — растерянно подумала Фрэнсис и помчалась вслед за сестрой вниз по лестнице, выкрикивая ее имя.
Казалось, что та вообще ничего не слышит. Наконец Фрэнсис настигла ее и схватила за руку.
— Виктория! Разрушив жизнь каждого из нас, ты не изменишь ничего в том, что случилось! Ровным счетом ничего!
Сестра отмахнулась от нее как от навязчивого насекомого.
Неожиданно Фрэнсис поняла, что Виктория действительно сделает это. Она пойдет в полицию. Это было видно по ее уверенной походке, по тому, как она держала плечи, по неестественной неподвижности затылка, по болезненному блеску в глазах. Этот день нанес ей смертельный удар — на свет появился ребенок Джона, Петер отверг ее, Фрэнсис призналась в том, что у нее с Джоном были отношения. Ей было все равно, что случится. Она не боялась попасть в тюрьму. Она не боялась потерять Уэстхилл. Внутренне сломленная, она направлялась к входной двери.
