Не могу все это просто предать огню. Затрачено так много труда, так много времени… Я на это не способна. Пусть это ошибка, но я сделала в своей жизни так много ошибок, что еще одна роли не играет.
Тем временем совсем стемнело. Уже давно горит моя настольная лампа. Лора внизу готовит ужин и в сотый раз слушает одни и те же рождественские песни. Она будет рада тому, что после долгого перерыва я снова с аппетитом поем. Ведь Лора всегда сразу думает, что приготовила невкусную еду, если кто-то мало ест. Но в течение тех месяцев, что я писала книгу, у меня возникало такое напряжение, что я вообще не испытывала реального чувства голода. Однако такие люди, как Лора, фантазия которых ограничена узкими рамками, не могут этого понять. После этого она будет сиять и думать, что наконец-то приготовила что-то на мой вкус. И это сделает ее бесконечно счастливой.
Лора почти болезненно зависит от мнения других людей — и больше всего от моего. Я часто задаюсь вопросом: кого она будет преследовать взглядом, в котором читается мольба: «Пожалуйста, люби меня!» — когда меня не будет? Не могу представить себе, что Лора вдруг станет жить на свободе и в независимости. Ей нужен кто-то, чьей благосклонности она может добиваться и кому может во всем угождать. В каком-то смысле ей даже нужен кто-то, кто оказывает на нее давление, иначе она чувствует себя совершенно потерянной в этом мире.
Что-то найдется для нее. Или кто-то. Что-то, кто-то… Все наладится. Я ведь уже сказала: здесь, в Йоркшире, никогда не знаешь, что произойдет…
Часть 1
Воскресенье, 22 декабря 1996 года
Поездка не заладилась сразу. Уже с самого утра Ральф был молчалив и задумчив. Но его настроение омрачилось еще больше, когда они в спешке пробегали в аэропорту мимо газетного киоска, где с вращающегося стенда им бросилась в глаза фотография Барбары на передовице бульварной газеты. Ральф остановился, некоторое время в упор разглядывая фотографию, затем поспешно вынул бумажник.
— Оставь! — крикнула нервно Барбара, посмотрев на часы. — Наш самолет может улететь в любой момент.
— На это у нас еще есть время, — ответил Ральф. Он взял газету и передал через стойку монету продавцу. — Похоже, твое фото вышло очень удачным. Как можно его проигнорировать?
Фотография была действительно впечатляющей. На Барбаре был черный костюм, в котором она выглядела одновременно сексуальной и серьезной. Она немного запрокинула голову и слегка открыла рот. Сзади развевались золотистые волосы. Наверху жирными красными буквами было написано: ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА.
— Вчерашняя газета, — объяснила Барбара, взглянув на дату. — Фото сделали в пятницу в суде, после процесса по делу Корнблюма. Я не знаю, почему оно вызвало такую шумиху!
Это прозвучало как оправдание, что ее разозлило. Почему она должна извиняться перед Ральфом за то, что выиграла дело и что пресса приняла в этом живое участие? Потому что Ральф находил зазорным то, что его жена была предметом крикливых статей в желтой прессе, потому что нашумевшие дела так или иначе были ниже его уровня, потому что он считал защитников по уголовным делам юристами второго класса? Ральф проводил четкую границу между адвокатами и защитниками по уголовным делам. Он, разумеется, был адвокатом, работал в авторитетном адвокатском бюро и занимался главным образом крупными делами, связанными со страхованием, которыми не интересовался никто, кроме участников процесса. Барбара защищала преступников, совершивших тяжкие преступления, и настолько успешно, что постоянно получала новые дела, которые месяцами держали общественность в напряжении. Ральф зарабатывал больше денег, но Барбара была любимицей журналистов. То, что отличало каждого из них, было для другого бельмом на глазу.
Когда они наконец уже сидели в самолете — успев добежать до своего выхода на посадку в последнюю секунду — и бортпроводники начали разливать напитки, Барбара снова спрашивала себя, как и много раз в последние месяцы: когда в ее брак прокрался постоянно раздраженный тон, нескончаемая агрессия? Должно быть, это происходило постепенно, потому что она не могла вспомнить определенный момент времени. Барбара сама наверняка пропустила первые предупреждающие сигналы. Насколько она могла припомнить, Ральф уже давно говорил о проблемах.
Ее взгляд опять упал на газету, лежащую на коленях у Ральфа. ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА! Пресса такого рода всегда сгущает краски, но факт оставался фактом: она победила! Ведь она и в самом деле вытащила Корнблюма из скверной истории.
Корнблюм был бургомистром небольшого городка. Не очень большая шишка, но, несомненно, человек тщеславный, поэтому он старался играть важную роль — по меньшей мере в локальной прессе. Когда его заподозрили в том, что он изрубил топором свою девятнадцатилетнюю возлюбленную, после чего расчленил тело, история мгновенно стала известна широкой общественности. Волей случая фрау Корнблюм также впервые узнала, что муж состоял в интимной связи с девушкой из квартала «красных фонарей», что значительно пошатнуло ее, как казалось ей, святой мир. Петер Корнблюм превратился в бедного, жалкого человека, который молил о пощаде и понимании и истово клялся в своей невиновности. Позже он рассказывал Барбаре, что советовался со своими ближайшими однопартийцами, какого защитника ему выбрать, и те единодушно назвали ему Барбару Амберг. «Она вытащит любого!»
Это было, конечно, не так. Но в то же время она могла занести в свой актив целый ряд успешно завершившихся процессов.
— Ты думаешь, это сделал он? — спросил Ральф, указывая пальцем на небольшую фотографию Петера Корнблюма внизу страницы.
Барбара покачала головой:
— Ни в коем случае. Он вообще не из той категории. Но его политическая карьера загублена. И жена подала на развод… Он просто на грани отчаяния.
Она взяла газету и положила ее в сетку на спинке сиденья.
— Не думай об этом. Мы в отпуске, и через два дня будет Рождество.
Ральф вымученно улыбнулся. В первый раз Барбара начала серьезно сомневаться в том, что это была хорошая идея — уединиться с мужем, чтобы спасти их брак.
Вот уже шестнадцать лет повторялось одно и то же: всякий раз, когда Лора Селли на несколько дней или недель покидала Уэстхилл-Хаус, предоставляя постояльцам возможность за определенную плату хозяйничать в доме, это всегда завершалось бесполезными, утомительными и изнуряющими поисками чего-либо, когда она уже теряла уверенность в том, что эта вещь вообще существовала. Может быть, она гонялась за призраком? Лора обшарила каждый уголок старого фермерского дома, снова и снова возвращаясь к одному и тому же месту, наверняка зная, что за это время вряд ли там могло что-то появиться.
С трудом переводя дыхание, она вылезла из стенного шкафа, в который перед этим забралась, несмотря на боли в костях, чтобы в сотый раз перевернуть там все вверх дном. В свои семьдесят лет Лора уже не чувствовала себя самой молодой, к тому же на протяжении нескольких лет ее мучили сильные ревматические боли, которые часто становились нестерпимыми, особенно зимой. Холодные резкие ветра, бушевавшие в долинах Йоркшира, тоже не способствовали улучшению здоровья. Ей пойдет на пользу, если она уедет на Рождество и Новый год к своей сестре на юго-восток Англии, где такой мягкий климат. Только бы за это время посторонние люди…
