Филипп побежал за ней.
— Вы ведь даже не знаете, где это!
— Я возьму извозчика.
— Я поеду с вами.
— Об этом не может быть и речи. Кто-то должен остаться дома и объяснить все тете Маргарет. Ей и без того хватает в жизни всяких кошмаров…
— Но здесь остается Уилсон и мисс Вентворс. Они и расскажут ей, что случилось!
— Филипп, будьте благоразумны! — Фрэнсис взяла из шкафа пальто и шарф, чтобы надеть его на голову. — Останьтесь здесь и успокойте тетю Маргарет.
Филипп стоял в дверях. В этот момент Фрэнсис была не в состоянии это осознать, но позднее она вспомнила, что у него впервые было выражение лица не обиженного ребенка, а мужчины.
— В это время я не позволю вам ходить по Лондону в одиночку, Фрэнсис. Или я пойду с вами, или вы никуда не пойдете!
Она коротко рассмеялась.
— Вы думаете, что мне требуется ваше разрешение?
Но он стоял в дверях как скала, и Фрэнсис знала, что потратит уйму времени, если начнет с ним спорить.
— Тогда пойдемте, три тысячи чертей, — сказала она. — Я не могу сейчас с вами дискутировать.
Филипп кивнул. Минут пять спустя они мчались через дождь и туман, в мгновение вымокнув до нитки.
То было 18 ноября 1910 года, и этот день вошел в историю движения за права женщин как «Черная пятница». В этот день были арестованы 115 женщин; полиция действовала в отношении демонстрантов с невиданной ранее жестокостью. Кристабель Панкхёрст обвинила впоследствии министра внутренних дел Уинстона Черчилля в том, что тот санкционировал свирепые действия полиции в отношении женщин. Это был упрек, который настолько возмутил Черчилля, что он собирался обвинить Кристабель Панкхёрст в клевете.
Но фактом являлось то, что оказалось большое количество раненых, что тюрьма Холлоуэй была переполнена суфражетками и что для многих женщин пребывание там стало настоящим истязанием.
Филипп, тот самый пребывающий в постоянной депрессии Филипп, который, как до этого полагала Фрэнсис, едва ли способен на что-то, разве что смотреть из окна на улицу или сочинять меланхоличные стихи, сумел быстро найти извозчика недалеко от Бонд-стрит. Они, правда, уже совершенно промокли от дождя, но дорога до Айлингтона на севере Лондона, где находилась тюрьма, заняла немного времени. Извозчик отказался подъехать к входу, так как уже в начале Паркхёрст-роуд было видно, что перед тюрьмой идут уличные бои.
— Внутрь не поеду! Там мою повозку превратят в утиль.
— Мы выйдем здесь, — быстро сказал Филипп и стал копаться в своем кошельке.
— Опять эти проклятые бабы, — проворчал извозчик. — У меня все время возникает вопрос: когда наконец правительство покончит с ними? Я вам скажу, что на выборах через четыре недели отдам свой голос той партии, которая пообещает, что разгонит весь этот сброд!
Филипп сунул ему в руку пару монет и бросил на ходу: «Сдачи не надо!» Потом помог выйти Фрэнсис.
Они стояли на улице под дождем, и на лице Филиппа отражалось отчаяние оттого, что он оказался втянутым в эту дурную историю. Перед входом в тюрьму женщины устроили демонстрацию, требуя освобождения своих арестованных соратниц. Полицейские пытались их разогнать, при этом они без разбора били женщин и произвольно арестовывали кого-то из толпы.
Филипп, у которого от холода не попадал зуб на зуб, крепко держал Фрэнсис за руку.
— Фрэнсис, вы не должны сейчас туда идти! Вы не пройдете! Давайте поедем домой. Мы можем завтра…
Она раздраженно сбросила его руку.
— Я хочу узнать, что случилось с Элис, и я сейчас же туда пойду. Вам не надо идти со мной!
Она плотнее закуталась в свое мокрое пальто и помчалась по улице. Филипп тихо выругался, но все же отправился за ней следом. Протискиваясь между митингующими женщинами, она, как через пелену тумана, слышала крики и брань, а также разгневанные голоса полицейских.
Объятая волнением, Фрэнсис не понимала, что угодила в совершенный хаос и что подвергается серьезной опасности.
Как раз перед ней полицейский тащил за собой прямо за волосы пожилую женщину, другой носком сапога бил в ребра неподвижно лежащее на земле тело. Одна очень элегантная женщина, на которой было пальто с меховой оторочкой и серьги с большими изумрудами, стояла, обхватив руками фонарный столб, и выплевывала кровь в водосточный желоб.
Это зрелище вывело Фрэнсис из транса. Она подошла к женщине. Кто-то упал на нее, и она получила сильный удар по голени, но проигнорировала боль и взяла женщину за руку.
— Я могу вам помочь?
Женщина, которая стояла согнувшись, постепенно выпрямилась и вытерла тыльной стороной кисти кровь на губах.
— Ничего, — ответила она хриплым голосом, — они всего лишь выбили мне два зуба.
Фрэнсис с ужасом смотрела на нее, наконец начиная понимать, что происходит вокруг нее. Она слышала крики, видела, как женщины пытались убежать, а мужчины догоняли их, чтобы избить. Она также видела женщин, которые сражались как дикие кошки; они наносили удары и буквально вцеплялись в полицейских. На улице горело лишь несколько фонарей. Картину довершали туман и дождь, придавая ей призрачную нереальность.
Фрэнсис обернулась и крикнула: «Филипп!» — но не обнаружила его в толпе. Ей потребовался какой-то момент, чтобы вновь сориентироваться, — и в эту минуту произошло следующее: откуда-то из темноты, от небольшой церкви, которая была расположена напротив тюрьмы, на развилке Панкхёрст-роуд и Кэмден-роуд, прилетел камень. Большой, жуткий, ребристый. Он пролетел в миллиметре от головы Фрэнсис и попал в висок полицейскому, который стоял в нескольких шагах от нее. Мужчина упал на колени и потом всей своей тяжестью рухнул на землю, не издав ни единого звука.
Фрэнсис, уверенная в том, что он мертв, вскрикнула. К ней немедленно устремились несколько полицейских и схватили ее. Один вывернул ей руку за спину с такой силой, что Фрэнсис снова закричала, на этот раз от боли. Страж порядка вонзил ей свое колено в крестец, и она наклонилась вперед. Другой схватил ее за волосы и при этом так резко наклонил ее голову в сторону, что из глаз у нее брызнули слезы. Третий встал перед ней, и Фрэнсис поняла, что он собирается ударить ее по лицу. Она напрасно пыталась увернуться. Четвертый полицейский крепко держал ее.
— Не надо. Оставь ее!
— Она его убила! Она убила Билли!
— Тем не менее. Довольно. Решение должен принимать судья.
Мужчина, вывернувший Фрэнсис руку за спину, отпустил ее, как и другой, который схватил ее за волосы. Она сидела на корточках на мокрой от дождя дороге, крепко прижав к себе пострадавшую руку. Сильно болело плечо, и Фрэнсис задавалась вопросом, не вывихнуто ли оно. Полицейский, защитивший ее от своих товарищей, наклонился к ней:
— Встаньте, пожалуйста, мисс. Вы арестованы.
