— Это ваша душа, не так ли? — спросил он и, положив палец под подбородок Фрэнсис, поднял ее голову, заставив ее посмотреть на него. — Вы мучаетесь, у вас нет сил. В этом нет ничего удивительного — после такой тяжелой болезни… Вы были на волоске от смерти. В борьбе с ней вы совершенно обессилели. У вас больше нет никаких резервов. На это потребуется время, моя дорогая.
Он отпустил ее и улыбнулся.
— На все требуется время. Иногда кажется, что определенное состояние длится вечно, но это не так. Все изменяется. И в то время как мы еще полагаем, что все ужасно, и отчаиваемся из-за этого, изменение уже начинается. Поверьте мне, пока вы здесь сидите и не чувствуете ничего, кроме слабости и отчаяния, в вас уже зарождаются новые силы, и в один прекрасный день, к своему большому удивлению, вы их почувствуете.
Ее навещал Джордж. Он был поражен, что Чарльз порвал отношения и с ней.
— Боже мой, что за отец! — с негодованием воскликнул брат. — Он действительно ничем не лучше, чем его собственный. Если мы делаем что-то, что его не устраивает, он захлопывает все двери… Не мучай себя из-за этого. Делай как я. Живи своей жизнью.
Время от времени заходила Элис, для которой тюрьма на сей раз не прошла бесследно. Она курила больше, чем прежде, и казалась нервной и возбужденной. Фрэнсис попыталась извиниться перед ней; ей все еще казалось, что она предала других, когда дед вытащил ее из тюрьмы.
Но Элис сказала, что ей нечего стыдиться.
— Ты очень мужественно себя вела, Фрэнсис. Но теперь тебе нужно восстановить силы. Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу тебе, что ты и в самом деле выглядишь ужасно? Ты, кажется, способна упасть от малейшего ветерка!
Ни Джордж, ни Элис, ни Маргарет не могли ее взбодрить или достучаться до нее уговорами. Фрэнсис казалось, что после каждого такого разговора она чувствует себя еще более уставшей, и вдобавок к этому — еще более виноватой, потому что не может отблагодарить близких за их старания и заботу. Единственным человеком, с которым она чувствовала себя лучше в это время, был Филипп.
— Расскажи мне что-нибудь, — просила она его иногда, — или почитай. У тебя очень красивый голос.
Филипп был рядом с ней с утра до вечера, и казалось, что его депрессия уменьшалась в такой же степени, в какой она увеличивалась у Фрэнсис. Позднее та поняла, что с ним происходило: он никогда не был в такой ситуации, когда какой-то человек нуждался в нем и ему было необходимо, чтобы он был рядом. К тому же речь шла о женщине, в которую он был влюблен. Филипп часто сталкивался с тем, что женщин привлекала его яркая внешность, и они знакомились с ним ближе, но в конце концов наступал момент, когда они начинали понимать, что имеют дело с больным человеком, и тогда постепенно отдалялись от него.
Фрэнсис же воспринимала его таким, какой он был. Она отдавала себе отчет, что находится в исключительной ситуации, в которой цеплялась за каждого, кто проявлял к ней дружеское расположение и участие. Филипп, с его глубоко израненной душой и тяжелыми воспоминаниями о детстве и юности, как никто другой умел найти для нее утешение. И это определяло его значимость для Фрэнсис. Его эйфория в отношении того, что он внезапно стал сильным, основывалась на заблуждении. Филипп не стал сильнее — он всего лишь нашел человека, который был слабее, чем он, и таким образом соотношение сил изменилось. Он не задумывался над тем, что это всего лишь вопрос времени, пока Фрэнсис не поправится окончательно.
Как Филипп написал ей позже в письме, в то время он уже строил планы на дальнейшее совместное будущее. Он видел ее своей женой и матерью своих детей. Они станут делить друг с другом все тревоги и заботы, которые не казались ему такими уж серьезными. Он всегда будет рядом с ней, а она — рядом с ним. Где-то далеко, позади, лежала широкая черная полоса, в которой остались все тревоги прошлого. Перед ними брезжил яркий свет.
На ее восемнадцатый день рождения, 4 марта, Филипп подарил Фрэнсис золотой медальон со своей фотографией внутри и на прилагаемой открытке написал цитату из «Мечты мира»: «…и в следующий момент он держал в своих объятиях мечту мира, и горечь долгих лет отпала от них и была забыта».
В первый раз Фрэнсис охватило чувство, будто к ней приближается что-то, с чем ей следует поскорее покончить, пока еще не поздно. Но именно в тот день ей показалось, что у нее осталось еще меньше сил, чем раньше. Она праздновала свой восемнадцатый день рождения и чувствовала себя обессиленной, словно была старой женщиной. От бабушки Кейт пришло письмо, но от Чарльза и Морин не было ничего.
Четвертое марта выпало на субботу. Маргарет пригласила Элис и Джорджа на чай, и Джордж, у которого был выходной, с удовольствием принял приглашение. Кухарка испекла торт, пирог и печенье — достаточно, чтобы накормить целую армию. Из напитков были чай, кофе и горячий шоколад со взбитыми сливками.
Почти все осталось нетронутым. У Фрэнсис и так не появилось аппетита, а Филипп никогда не был любителем поесть. Элис и Джордж явно поссорились. Они едва обменивались отдельными словами, делая маленькие глотки из своих чашек и нехотя ковыряясь в тарелках. Фрэнсис предположила, что дело было в вечной теме, касающейся женитьбы. Она не понимала, почему Элис так настойчиво отказывается выйти за Джорджа замуж, и сочувствовала своему брату, который явно страдал.
Одна лишь Маргарет радовалась всему этому великолепию. Но в какой-то момент она заметила, что никто, кроме нее, не наслаждается прекрасной едой, и, отложив ложку в сторону, огорченно спросила:
— Вам не нравится?
— Что вы, тетя Маргарет! Конечно, нравится, — вежливо уверил ее Джордж. По нему было видно, что он уже сломал голову, ища объяснение своей сдержанности. — Я еще должен влезть в свой мундир, — вяло добавил он.
— Мы все переживаем тяжелые времена, — честно сказала Элис. — Не принимайте это на свой счет, Маргарет. Я знаю, вы потратили немало усилий.
— Если б я могла хоть немного вас взбодрить!.. — Маргарет вздохнула. — Фрэнсис, душа моя, ты ведь не собираешься навсегда остаться такой худющей, как сейчас? Давай я положу тебе великолепный кусок шоколадного пирога…
— Спасибо. Я правда не могу больше ничего есть, — ответила Фрэнсис сдавленным голосом, посмотрев в окно. Шел дождь, по улицам Лондона носился холодный ветер.
«Как хочется, чтобы наконец опять настало лето», — подумала она, не будучи уверенной в том, что что-то изменится к лучшему. Но, может быть, ее хотя бы перестанет знобить… Фрэнсис постоянно мерзла, даже если, как сейчас, находилась в непосредственной близости от большого камина. Озноб, как вирус, поселился в ее теле, и его ничем нельзя было изгнать.
Никого не удивило, что Джордж довольно рано сказал, что ему пора идти. Элис тут же отставила свою чашку с кофе, чтобы присоединиться к нему. Для всех присутствующих было очевидно, что оба все это время горели желанием продолжить ссору и что они непременно это сделают.
Элис обняла Фрэнсис и рассеянно произнесла:
