— Полночь, — сказала Барбара.
Она подождала, пока пробьет двенадцатый удар. Она не могла просто стоять как вкопанная. Это был сороковой день рождения Ральфа. 27 декабря. Нельзя вести себя как ни в чем не бывало.
Барбара подошла к мужу и положила руки ему на плечи.
— Поздравляю тебя, — сказала она тихо, приблизив к нему свое лицо. — В самом деле, от чистого сердца — всего тебе самого наилучшего!
Его руки сначала робко, а потом с нарастающей уверенностью обхватили ее талию. Ральф притянул ее к себе и попытался найти ее губы, но Барбара быстро уткнулась в его плечо, не давая возможности соприкоснуться их лицам.
— Останься сегодня ночью у меня, — прошептал он, зарывшись в ее волосы, — пожалуйста.
Его тело казалось таким близким и в то же время как будто из другого времени. Это было так давно… Барбара заметила, как живо отреагировало ее собственное тело, хотя она этого не хотела. Ее разум включился молниеносно, прежде чем она чуть было не уступила ему. Возможно, секс с ним доставил бы ей удовольствие, но это могло иметь слишком много последствий, которые сначала следовало основательно обдумать.
— Нет, — пробормотала Барбара, — я сейчас просто не могу.
Ральф еще сильнее прижал ее к себе. Его руки скользнули вниз к ее бедрам, дыхание участилось. Почувствовав, как он возбужден, и увидев, как неожиданно настойчиво он действует, Барбара резким движением высвободилась из его объятий и отступила на шаг.
— Оставь меня! — В ее голосе слышались панические нотки, так как Барбара боялась, что он или она, или, в конце концов, они оба могут потерять контроль над ситуацией.
В глазах Ральфа, в его чертах лица она все еще видела его страстное желание, пока над ним не возобладал гнев.
— Боже, да в чем дело? — крикнул он в ярости. — Не делай вид, будто я пытаюсь тебя изнасиловать!
— Нам нужно прежде всего… — начала Барбара, но Ральф сразу перебил ее:
— Пожалуйста, давай поставим на этом точку! Если ты хочешь прежде всего обсуждать наши отношения, вступать в глобальную дискуссию или разбирать феминистские нормы поведения, то прими к сведению, что в данный момент я ни в коей мере к этому не расположен! Я просто хотел переспать с тобой, ни больше ни меньше. Для всего остального я слишком устал и раздражен!
— Ты сам начал до этого говорить о наших отношениях и нашем будущем!
— Правильно. Но я не собирался непременно вести дискуссию. Ведь существуют и другие возможности, с помощью которых ты могла бы показать мне, нужен я тебе еще или нет. Тем не менее должен согласиться: ты мне это показала, и настолько ясно, что никаких сомнений у меня не осталось.
— Знаешь, что действительно досадно? — раздраженно спросила Барбара. — В жизни постоянно приходится сталкиваться с тем, что самые нелепые клише имеют самую высокую степень достоверности. Я всегда отказывалась верить, что бо́льшая часть мужчин действительно думает, что все проблемы лучше всего решать в постели. Должна сказать, что теперь, благодаря тебе, мне будет сложно сохранить все еще положительное в целом мнение о мужчинах!
— Я ни в коем случае не считаю, что все проблемы решаются в постели, — возразил Ральф, негодуя, потому что ей удалось вынудить его перейти к обороне. — Я всего лишь подумал, что любым отношениям пойдет на пользу, если как минимум раз в год кто-то из супругов будет искать близости другого. Но в твоих глазах, очевидно, это имеет отношение к сексизму или к домогательству, или является проявлением притязаний на мужское господство или что-то в этом роде…
— Удивительно, — холодно сказала Барбара, — сколько бессмыслицы может наговорить умный мужчина, если женщина препятствует реализации его намерений. Вы ведете себя как маленькие дети, которые топают ногами, если им не дают их любимую игрушку!
Она увидела, как Ральф побледнел.
— Мне лучше уйти, — сказал он, — пока я не сказал или не сделал чего-то, о чем потом буду жалеть. Спокойной ночи! — И вышел из кухни, захлопнув за собой дверь.
— Почему ты просто уходишь, когда я с тобой говорю! — крикнула Барбара, но на лестнице уже раздавался звук его шагов, а затем она услышала, как наверху так же громко захлопнулась дверь в спальню, как перед этим кухонная дверь.
Можно поспорить на все что угодно, что он дважды повернет ключ в двери!
— Может быть, нам поехать в Лондон и немного погулять? — предложила Лора, стоя в кухне у окна и глядя на улицу. — Кажется, погода неплохая.
— Неплохая… — проворчала Марджори. — По-моему, довольно прохладно.
— Зато сухо.
Продолжавшийся несколько дней дождь ночью действительно прекратился. Резкий ветер гнал по голубому небу редкие облака и свистел между домами. В бесчисленных лужах отражалось холодное бледное солнце.
— Если мы тепло оденемся… — начала было Лора, но внутренне уже передумала. Ей было ясно, что ее сестра, сидевшая за завтраком с угрюмой физиономией, не собирается ничего предпринимать.
— Зачем это вообще нужно? — спросила Марджори. — Идти гулять… У меня нет свободных денег, которые я могла бы потратить впустую, и у тебя тоже. Так для чего же?
Лора, вздохнув, механически поставила на плиту чайник с водой и положила в ситечко чай. Раз они все равно никуда не пойдут, она может спокойно выпить еще пару чашек; в конце концов, тогда не будет проблемой чаще бегать в туалет.
— Я тебя не совсем понимаю, Марджори, — сказала она. — Ты постоянно говоришь, что я кисну там у себя в Йоркшире. Но когда я приезжаю к тебе и хочу поехать с тобой в Лондон, у тебя нет никакого желания это сделать. У тебя вообще ни к чему нет желания! Я считаю, что ты киснешь значительно больше, чем я. Я постоянно поддерживаю связь с соседями, даже если они уезжают куда-то далеко, и с людьми из Дейл-Ли. А ты…
— А я и не говорю, что у тебя недостаточно связей. Связи приходится поддерживать, какими бы плохими ни были люди.
Лора подумала, что потребуется немало сил, чтобы сопротивляться упорству Марджори и не поддаваться ее беспрестанному пессимизму.
— Я бы просто не выдержала пребывания в этом страшном доме, — продолжала Марджори. — Не могу забыть, как омерзительно там тогда было. Я бы постоянно чувствовала себя подавленной.
«Да, но твое настроение и здесь не назовешь великолепным», — подумала Лора и сказала вслух:
— В этом, вероятно, и заключается различие. Я никогда не считала, что там омерзительно. У меня было ощущение, что я обрела родину. Никогда не понимала, почему ты не любишь Уэстхилл.
— Там было омерзительно, — настаивала Марджори. — Все эти бабы… Эти две исполненные ненависти сестры…
— Они не были исполнены ненависти. Да, они не особенно любили друг друга, но в этом виновата Виктория. Фрэнсис…
— О, я знаю! Святая Фрэнсис… Она ненавидела свою сестру. Ты можешь говорить все, что ты хочешь. И все потому, что Виктория когда-то увела у нее мужика… Боже мой! Побеждает лучший. Так оно и есть.
