Элис, ничего не возразив на это, пошла в соседнюю комнату, в которой спал Джордж. Фрэнсис слышала, как она сказала: «Все снова будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо».
«Но не из-за того, что ты решишь все его проблемы», — подумала Фрэнсис, злясь на Элис, но и на себя тоже, за то, что слишком долго тянет. И приняла твердое решение.
В понедельник, как только Элис отправилась на работу, Фрэнсис разбудила Джорджа и помогла ему одеться. У него не было никаких признаков простуды — очевидно, ее усилия не прошли даром.
— Мы возвращаемся в Уэстхилл, — объявила она ему. — Прямо сегодня. Как ты на это смотришь?
Как обычно, брат ничего не ответил.
— Через неделю Рождество, — продолжала Фрэнсис, — наверняка дом уже украсили. Мы будем есть индейку и пудинг с изюмом, который испечет Аделина, а мама сыграет что-нибудь на пианино. Может быть, пойдет снег… Ты представляешь это себе?
— Да, — сказал Джордж. Он слушал, как прилежный ученик.
Фрэнсис, ободряюще улыбнувшись, быстро собрала его вещи, надела пальто и шляпу. Теперь, поскольку она наконец знала, что ей делать, она не могла больше ждать и должна была наконец решиться. Узкая темная квартира и грязный квартал вызывали у нее отвращение.
«Никогда больше, — подумала Фрэнсис, когда они уже стояли на улице, — никогда больше меня здесь не будет!»
Неожиданно Джордж остановился и посмотрел на нее. В его глазах, которые обычно, казалось, терялись в тумане, мелькнуло выражение ясности.
— А Элис? — спросил он.
Фрэнсис крепче взяла его под руку.
— Она сейчас не может за тобой ухаживать. Она знает об этом — и согласилась, чтобы ты поехал со мной в Дейл-Ли.
Она была готова на любую ложь, лишь бы убедить его поехать с ней.
Джордж пошел дальше; его закрытое лицо не позволяло понять, успокоили ли его слова Фрэнсис или Элис просто не занимала больше его мысли.
Никогда еще она не ехала домой с более горячим сердцем, чем в тот мрачный, холодный зимний день, когда вскоре после обеда уже начинали сгущаться сумерки. Ни разу во время учебы в школе ненавистной мисс Паркер Фрэнсис так страстно не стремилась в Уэстхилл. За окнами поезда простирались припорошенные снегом луга и поля, над которыми свистел холодный ветер и трепал голые кустарники, окружавшие пастбища. На горизонте небо и земля сливались в непроницаемую серую толщу. Темнота, казалось, с каждой минутой становилась все более плотной.
Пассажиров в поезде было немного. Некоторые спали или читали. В основном это были женщины или пожилые мужчины; молодые мужчины находились во Франции. На Джорджа смотрели сочувственными взглядами. Фрэнсис надела на него китель от его формы, и его невероятная худоба свидетельствовала о том, какие ужасы войны он перенес.
— Если б они только наконец заключили мир, — сказала одна женщина своей соседке. — Я не могу больше смотреть на этих раненых молодых парней.
— У этого скорее не в порядке здесь. — Ее соседка побарабанила пальцами себе по голове. — Он, видно, словил сюда пулю.
Фрэнсис пристально посмотрела на нее, и та смущенно опустила глаза.
Они сделали пересадку в Йорке, но дальше поехали на стыковочном поезде не до Уэнсли, а вышли еще в Норталлертоне, потому что там скорее можно было взять машину. Было половина пятого; наступил вечер. На вокзале стояла лишь одна машина, и на нее претендовала супружеская пара, которая была нагружена корзинами, полными яиц и овощей. Фрэнсис, таща за собой апатичного Джорджа, подошла к машине и энергично оттеснила женщину от дверцы, которую та как раз открывала.
— У меня здесь инвалид войны. Вы должны уступить нам машину.
— Позвольте! — возмутилась женщина.
Ее муж бросил на Джорджа озабоченный взгляд.
— Ему совсем плохо, — сказал он сочувственно.
— Он участвовал в битве на Сомме, — объяснила Фрэнсис, — и два дня пролежал засыпанный землей в блиндаже. У него тяжелая травма.
— Мы тут ни при чем… — начала женщина, но муж оборвал ее.
— Возьмите машину. Мы найдем что-нибудь еще.
— Кен, я действительно считаю…
— Он сражался за всех нас. Минимум, что мы можем сделать, это уступить ему машину.
Мужчина улыбнулся Фрэнсис, она улыбнулась ему в ответ и стала помогать Джорджу сесть в машину. Она слышала еще, как женщина ругалась и кричала, но ее это больше не волновало. Вздохнув, Фрэнсис опустилась на мягкое сиденье.
— В Дейл-Ли, — сказала она водителю. Тот кивнул, и они тронулись с места.
Ветер рвал облака на клочки и гнал их по темному небу. Между ними на землю то и дело падал лунный свет, освещая заснеженный ландшафт. Фрэнсис прижалась лицом к стеклу, вглядываясь в темноту. Она знала каждый луг, каждый холм, каждое дерево; любой изгиб улицы, каждый отдельный двор. Ей казалось, что родина приветливо встречает ее с распростертыми объятиями.
У подъема в Уэстхилл машина забуксовала, и водитель сказал, что он не сможет въехать наверх.
— Дальше я не проеду. Извините, но последний отрезок вам придется пройти пешком.
— Ничего, — сказала Фрэнсис, протягивая ему последние деньги. У нее не осталось больше ни единого пенни.
Она помогла Джорджу выйти из машины.
— Джордж, мы дома. Мы приехали!
Он кивнул. Влажный, холодный воздух окутал их, как только они оказались на улице. Фрэнсис вспомнила жаркий июньский день пять лет тому назад, когда она так же поднималась по этой дороге, изнывая под палящим солнцем. И потом в августе 1914 года, когда приезжала на похороны бабушки Кейт. Те страшные дни, когда началась война… С тех пор весь мир перевернулся. Ничто уже не было как прежде.
Но золотые дни вернутся. Война не может длиться вечно. По законам жизни плохие времена не приходят навсегда. Семью закрутило в вихре, но она вновь обретет мир и покой. Скоро. Вот-вот наступит Рождество. Появится малыш, и они вздохнут с облегчением.
Вскоре в темноте показались огни. Пробивавшийся через ночь свет излучал тепло. Уэстхилл-Хаус. Фрэнсис увидела вдали плющ, расползавшийся по темным стенам. Свет бросал светлые пятна на снег, покрывавший двор.
Перед входной дверью стоял крытый парный экипаж. Лошадь перед ним опустила голову и закрыла глаза, защищаясь от усиливающегося снегопада.
Фрэнсис наморщила лоб. Гости? В такой неуютный вечер? Странно, что лошадь беспечно оставили здесь. У ее отца в отношении животных были железные принципы. Если гость приехал с кучером, то, пока его угощали бы каким-нибудь напитком, лошадь отвели бы в стойло и дали бы большое ведро воды и пучок сена.
Может быть, кто-то приехал на короткое время и скоро поедет назад?
На ее стук в дверь ничто не шевельнулось, но, как часто бывало, дверь и без того оказалась незапертой, и они вошли в дом. Прихожая была ярко освещена. Из гостиной доносились тихие голоса.
