— Позволь, — хотела возразить Фрэнсис, но сразу вмешалась Аделина.
— Хватит! Никаких ссор! Это ни к чему не приведет. Виктория, Фрэнсис хочет вам помочь. Мы обе хотим, чтобы у вас было все хорошо!
— Ты — да, Аделина, — пробормотала Виктория, но потом замолчала. Мнение Аделины всегда пользовалось авторитетом в доме. Она вырастила их обеих. Раньше вмешивалась, когда они ссорились из-за куклы, теперь вмешалась, когда возникли другие проблемы…
— Это плохо, но это еще не конец света, — сказала она.
— Нет, именно конец, — раздался голос Чарльза у двери, — именно так оно и есть. Конец света.
Все вздрогнули. Никто не слышал, как вошел отец. Он стоял в дверях в своем темном выходном костюме, который стал ему свободен в последние годы. Даже воротник белоснежной рубашки не прилегал плотно к его тонкой, морщинистой шее.
— Отец! — сказала Виктория, вставая. В какой-то момент показалось, что она готова броситься в его объятия — но затем сдержалась и в нерешительности остановилась.
— Вы, вероятно, не всё слышали, сэр, — сказала Аделина. — Вы должны точно знать, что произошло, прежде чем судить.
На лице Чарльза появилась растерянность.
— Что вы имеете в виду, Аделина?
— Я тебе все расскажу, отец, — сказала Виктория тихо.
Фрэнсис первой поняла, что речь, очевидно, идет о чем-то другом.
— Отец, что случилось? — спросила она, насторожившись.
— Премьер-министр только что сделал заявление, — сказал Чарльз. Его лицо еще больше побледнело. — Мы находимся в состоянии войны с Германией.
Они совершенно забыли снова включить радио. Чарльз сел перед приемником в гостиной. Срок действия ультиматума истек. Немецкая сторона не пошла на уступки.
Виктория, кажется, поняла, что отец имел в виду не ее, когда говорил о конце света, и по ее лицу пробежало выражение облегчения. Аделина окаменела от страха.
— О нет! — прошептала Фрэнсис.
— Боже, храни Англию, — проговорил Чарльз.
Виктория заявила, что ноги ее больше не будет в доме Джона, и в тот же вечер переехала в свою прежнюю комнату в Уэстхилле. Джон в течение всего дня ни разу не позвонил, не говоря уже о том, чтобы появиться.
— Я могла бы с таким же успехом броситься в воду, — горько сказала Виктория, — но он даже не думает обо мне. Даже не пытается выяснить, где я!
— Он понял, что ты здесь, — сказала Фрэнсис. — Ты всегда бежала домой, когда возникали какие-нибудь проблемы. Почему ты должна была в этот раз броситься в воду?
Виктория обиженно посмотрела на сестру.
— Иногда я горю желанием узнать, почему ты меня всегда ненавидела.
Фрэнсис покачала головой:
— Я тебя не ненавидела. Зачем так драматизировать? Мы просто очень разные, и в этом вся проблема. Мы не понимаем друг друга.
— Ты обиделась на меня за то, что я вышла замуж за Джона. Хотя ты сама от него отказалась, и при этом никакая другая женщина не должна была быть с ним.
— Что за глупости!
— Можешь теперь торжествовать. Я потеряла Джона. Уже много лет назад. У меня с ним не сложилось.
— Не жалей себя, — раздраженно сказала Фрэнсис. — Иди в свою комнату и ложись спать. Ты ужасно выглядишь! — Она повернулась и направилась к двери.
Определенным образом Виктория выбрала подходящий день для сообщения печальной новости, так как драма с разводом, кажется, затерялась в общем водовороте событий, связанных с началом войны. Чарльз лишь устало сказал: «Ах, дитя мое!» — и снова прильнул к радиоприемнику в гостиной. Но он принял события значительно ближе к сердцу, чем показалось вначале. Когда Фрэнсис ночью спустилась вниз, чтобы налить себе стакан воды, она увидела сидящего в гостиной отца. Он ничего не делал и, казалось, прислушивался к слишком громкому тиканью напольных часов.
Фрэнсис тихо подошла к нему.
— Иди спать, отец. Это плохо, что ты так много размышляешь.
Он поднял глаза.
— В моем возрасте уже не хочется долго спать.
— Сейчас все не так, как было в первую войну, отец. Нам не надо никого туда посылать. Это уже легче.
— Нацисты — это большая опасность. Они хотят завоевать весь мир. А немцы сильны, Фрэнсис. Они обретают особую решительность, если хотят победить. Если они выиграют эту войну, то нормальной жизни больше не будет.
— Но ничего не изменится, если ты будешь сидеть здесь всю ночь без сна. Попробуй забыть о Гитлере на пару часов.
— Если честно, — сказал Чарльз, — в настоящий момент причиной моей бессонницы скорее является твоя сестра.
— Но она-то сама как раз мирно спит.
— Почему она так со мной поступает? Со всеми нами? Развод!.. В первый раз я сегодня подумал: хорошо, что ваша мать не дожила до этого времени. Это разбило бы ей сердце!
Фрэнсис мысленно спрашивала себя, как это возможно, чтобы ее отец мог так подумать о женщине, с которой он прожил полжизни и которую безумно любил. Морин не была человеком, которому можно было разбить сердце, не важно по какой причине. Она недолго пребывала бы в отчаянии и попыталась как-то исправить ситуацию.
Хотя у Фрэнсис не было особого желания говорить что-то хорошее в адрес Виктории, она чувствовала себя обязанной объяснить отцу, что его младшая дочь действительно долго страдала и, следует признать, всегда пыталась скрыть эту трагедию от семьи.
— Джон действительно недостойно вел себя с ней, — сказала Фрэнсис, — и она основательно намучилась в последние двадцать лет.
Чарльз невольно сжал левую руку в кулак. Это была тонкая рука старого человека с набухшими венами и многочисленными бурыми пятнами.
— Я знал. Я ведь знал. Каждые два дня она приходила сюда и плакала. Не подумай, что меня это не трогало. Иногда разрывалось сердце, когда я видел ее такой жалкой. Но… — Отец подался вперед; в его голосе появились жесткие и холодные нотки, он говорил очень медленно и акцентированно. — Нужно было держаться! Ты понимаешь? Если что-то начинаешь, то нужно выдержать. Не сдаваться! Нужно держаться того, на что однажды решился.
— Обстоятельства могут измениться. Никто не обязан страдать всю жизнь.
Чарльз откинулся назад. Его рука разжалась.
— Ты не сможешь этого понять. Все твое поколение, вероятно, не сможет этого понять. Мы живем в такое время, когда все ценности рушатся. Очень печально, что это приходится переживать. Посмотри только на королевский дом! Легкомысленный Эдуард отрекается от престола, чтобы жениться на сомнительной даме из Америки… Его долг, его ответственность в жизни заключалась в том, чтобы быть королем Англии. От этого не убежишь.
— Ты отказался от множества привилегий, чтобы жениться на маме. Ты должен это понять.
