— Я в течение всей своей жизни не оставлял в беде никого, кому был нужен.
— Если речь о Виктории, — сказала Фрэнсис, — она тоже никого не бросала в беде. И уж тем более Джона, для которого много лет была пустым местом. Отец, — она положила ладонь на его руку, — у меня нет оснований защищать Викторию, ты это знаешь. Мы никогда не любили друг друга. Но она имеет право на каплю счастья в жизни, и с Джоном…
— Право? — грубо перебил он ее. — Это как раз то, в чем я вас обвиняю! Тебя и твое поколение! Вы постоянно оперируете понятием «право» в отношении себя. У вас есть право и на то, и на это, и если вам оно не предоставляется, то вы берете его сами; при необходимости — даже с помощью силы. На чем ты основываешь все эти права? — Отец отдернул руку и с трудом встал. В нем чувствовалось раздражение. — Я скажу тебе, что ты в принципе вообще не имеешь никаких прав. Никаких! Даже права на жизнь! И уж тем более — права на счастье. Кто, черт подери еще раз, сказал, что у нас есть право на счастье?
— А какое право имеешь ты на то, чтобы об этом судить? — холодно ответила Фрэнсис.
Он смерил ее взглядом, в котором перемешались ярость и презрение, и молча вышел из комнаты.
Виктория оставалась верна своей клятве никогда в жизни больше не переступать порог Дейлвью; но уже через два дня она начала ныть, что все ее личные вещи остались там — ее одежда, ее белье, ее обувь. У нее, мол, нет даже теплого жакета, а сейчас, в начале сентября, воздух уже становится прохладнее…
— Ты можешь взять у меня все, что тебе требуется, — сказала Фрэнсис, — и еще остались мамины вещи.
Глаза Виктории опять наполнились слезами.
— Как ты не можешь понять, что мне нужны мои вещи? Они… они мне просто необходимы. Иначе у меня возникает чувство, что в моей жизни больше нет ничего постоянного!
Фрэнсис раздражалась, но Аделина отнеслась к этому с пониманием.
— Ей нужно то, что принадлежит ей. Она потеряла все, что составляло ее жизнь. Теперь она должна найти пристанище дома, потому что потерпела неудачу в браке. Она должна сохранить что-то, что связывает ее с самой собой.
Фрэнсис сказала, что ей трудно понять, как женщина может причитать из-за своей одежды, когда страна вот уже несколько дней находится в состоянии войны и повсюду возникают значительно более серьезные проблемы. Но в конце концов она выразила готовность поехать вместе с Аделиной в Дейлвью и собрать там для Виктории чемодан с ее самыми необходимыми личными вещами.
— Я никогда этого не забуду, Фрэнсис, — сказала Виктория с искренней благодарностью и облегчением в голосе.
— Успокойся. Я делаю это только для того, чтобы прекратилось твое бесконечное нытье, — ответила Фрэнсис. Виктория сжала губы и замолчала.
Стоял солнечный сентябрьский день, ослепительно яркий и безоблачный; воздух был свеж и прохладен, как прозрачная родниковая вода.
Джона не было дома, когда они приехали в Дейлвью, и слуга, открывший им дверь, был явно в замешательстве из-за возникшей ситуации. Ему, разумеется, были знакомы и Фрэнсис, и Аделина, но он не знал, может ли отвести их наверх, в гардеробную комнату миссис Ли, чтобы они там упаковали ее вещи.
— Я даже не знаю, — растерянно сказал слуга, — у меня после этого могут быть неприятности…
Он позвал горничную Виктории, Сару, которая в конце концов согласилась подняться с обеими женщинами наверх. Как выяснилось, она сгорала от любопытства.
— Миссис Ли больше не вернется? — спросила служанка, понизив голос, больше обращаясь к Аделине, которая была из той же социальной среды.
Аделина не видела оснований уходить от вопроса.
— Нет, миссис Ли больше не вернется.
— Он был ужасно пьян той ночью, после которой она ушла! — В голосе Сары ощущался ужас. — Он ударил стулом о стену в библиотеке, и при этом сломались две ножки. Он орал, что больше не может ее выносить. Бедная миссис Ли была белой как полотно. Она пыталась что-то сказать, но он закричал, чтобы она замолчала, или он за себя не отвечает! Разве это не ужасно?
Блестящее представление для прислуги, подумала Фрэнсис.
Они вошли в просторную гардеробную комнату Виктории, оклеенную обоями с рисунком в виде роз и васильков, со множеством стенных шкафов. В середине комнаты стоял туалетный столик с зеркалом, рамка которого была украшена великолепной резьбой. На столике лежал серебряный набор — щетки, расчески и ручное зеркало, рядом стояли шкатулки для украшений из эбенового дерева с инкрустацией из слоновой кости.
— Пожалуй, мы всё это возьмем с собой, — решила Фрэнсис. — Без украшений и макияжа Виктория не может жить.
Она открыла одну из шкатулок и посмотрела на сверкающие украшения. Видимо, было время, когда для Джона не существовало слишком дорогих вещей для своей жены. Но это было достаточно давно, чтобы тронуть Фрэнсис. Она только подумала — совершенно объективно, без какого-либо сочувствия, — что несчастье Виктории на самом деле было безмерным и болезненным и совершенно непонятным для нее самой.
— Мистер Ли наверняка не будет ничего иметь против, — сказала Сара, при этом в ее голосе явно ощущалась нотка неловкости. — Все эти вещи принадлежат миссис Ли.
— Ответственность за то, что мы здесь делаем, я беру на себя, — сказала Фрэнсис. — Не беспокойтесь, Сара!
Ее взгляд скользил по дверцам шкафов. У Виктории был такой гардероб, что его хватило бы на небольшой городок.
— Вы должны помочь нам отобрать здесь кое-какую одежду, Сара, — продолжала она. — Мы, разумеется, не в состоянии взять с собой всё, тем более что даже не сможем разместить это у нас. Нам нужно белье, чулки, обувь, несколько повседневных платьев — легких и теплых, — пальто, жакет и несколько свитеров. И длинные брюки, если они есть у Виктории.
Длинных брюк у нее не было, но Сара сказала, что она, кроме того, подберет для Виктории полный гардероб. Сара и Аделина занимались вещами, а Фрэнсис села на подоконник и закурила сигарету. Она видела, что Сара открыла рот, чтобы что-то возразить, но, очевидно, все-таки не решилась ничего сказать и молча его закрыла.
Наконец, сложив свитера и уложив шелковые чулки в сумку, она как бы между прочим спросила:
— Они разведутся — мистер и миссис Ли?
Аделина посмотрела на Фрэнсис, та пожала плечами.
— Похоже, что так, — сказал Джон, входя в комнату. Он указал на чемоданы и лежащую кругом одежду. — Что здесь происходит?
У Сары на лице сразу выступили красные пятна.
— Мисс Грей сказала… я думала… мы… — запиналась она.
Фрэнсис соскользнула с подоконника.
— Я попросила Сару нам помочь. Виктории нужны кое-какие вещи.
— Конечно, — сказал Джон, — это само собой разумеется.
На нем были брюки для верховой езды, сапоги и свитер. Минувшим летом его лицо сильно загорело, а в волосах появилась седина. Этим утром Джон казался неожиданно расслабленным и, очевидно, еще ничего не пил. В этот момент он никак не напоминал мужчину, которого можно было бы представить в роли мучителя, от которого ушла жена, потому что жизнь с ним стала невыносимой.
