Но это не значило, что Гант с Пауком не устроят мне веселую жизнь.
Как это несправедливо!
Я провела пальцами по короткому ежику на голове. Мягкий и колючий одновременно. Волосы на другой стороне я пригладила гелем и чуть не расхохоталась от несхожести двух половинок. В качестве завершающего штриха я отпечатала золотую пиратскую серьгу и вдела ее в ухо с бритого бока. Глядя на свое отражение, я выпрямилась, вдруг успокоившись. Я, со своими разными глазами, всегда была изгоем, а уродуя себя, выплеснула часть тревоги. После четырех лет погони за отметками и предэкзаменационной зубрежки я ощутила странную свободу делать с собой все, что вздумается.
За последние несколько недель члены команды дали мне прочувствовать мою молодость, наивность и неопытность – для них я была новенькая девчонка, один глаз карий, другой – голубой. Может, посмотрев, что я сотворила с волосами, начнут относиться ко мне чуточку иначе.
Или решат, что я совсем свихнулась.
Может, и свихнулась. Здесь, на прибрежных отмелях Интрузии, случались и не такие гнусные чудеса.
Вроде как четыре года назад, когда Мики бросил меня в порту.
Я собрала команду в главной гостиной.
Когда-то желобчатые металлические стены были выкрашены белым, но с годами краска пожелтела до грязноватого оттенка сепии, а поколения космолетчиков исцарапали ее своими инициалами и жалобами. Трещины потолочных плиток подтекли конденсатом, влага собиралась лужицами на металлической палубе.
Ломакс, стоя в проеме люка, кусала ногти. Гант примостился на табуретке, обхватив края сиденья перепончатыми пальцами ног. Рядом с ним стоял механик-драфф Броф и его помощник из людей – Паук. Последний носил вытертую шерстяную шапчонку и имел привычку вечно жевать зубочистку.
Гант заговорил первым. Этот земноводный гоблин был родом с жалкой болотистой планетки на внешнем краю спирального рукава. Остроконечные уши, лягушачий рот и запах, как из стоячего пруда.
– Так что, – спросил он, – Ник и вправду смылся и оставил тебя командовать?
Все смотрели на меня. Я потянулась рукой к ближайшей переборке. Пусть «Тетя Жиголо» и старушка, но она еще крепка и надежна.
– Именно так.
– Ты же ребенок.
– Мне двадцать лет!
– А опыт?
На помятом настенном экране возникла аватара «Тети». Она предстала нам в виде женщины в костюме грустного клоуна.
– Я только что получила подтверждение от капитана Мориарти, – сказала она. – Исполняющая обязанности капитана Корделия Па на данный момент действительно старшая на борту этого судна.
Гант ругнулся себе под нос. Паук со смешком покрутил головой.
– Послушайте, – сказала я, – он же не навсегда ушел. Просто устроил себе каникулы. До нашего следующего круга.
– Точно? – подавшись вперед с табуретки, спросил Гант.
Стоявший рядом Паук фыркнул:
– Не занудствуй, лягушка чокнутая. Мужчине иногда нужно расслабиться.
Гант ответил ему непристойным жестом и зыркнул на меня:
– Так что?
Я глубоко вдохнула, но произнести речь не успела. Воздух вокруг нас переменился. Моргнул свет, запнулись двигатели.
– Какого черта?
От колебаний гравитации у меня засосало в животе. Воздух пропах корицей и горелым пластиком. Где-то звонил церковный колокол, орал ребенок, выла собака. Я ощутила вкус каждого цвета. У меня подскочила температура, а мир отодвинулся, словно я смотрела не в тот конец подзорной трубы. На страшный, неизмеримый временем миг все обратилось в прозрачный лед: Гант, мои руки, стены вокруг. Я видела звезды сквозь кожу и кости собственных ладоней.
Мир щелчком стал на место, каким и был всегда, только в коридоре негодующе орала сигнализация.
– Что? – выдохнула я, губы не слушались. – Что это?
Я свалилась на палубу. Язык трепыхался, как выброшенный на берег дельфин.
Гант обратил на меня оба набора глаз:
– Сотрясение реальности.
В его устах это прозвучало как самое обыкновенное дело.
– Сильное, – уточнил он и по терминалу на запястье проверил работу корабельных систем. – Нас только краем зацепило, но освещению грузового отсека капец и гравиустановке челнока тоже. Боюсь, с прыжковым двигателем теперь непорядок.
– Оно кончилось? – спросила я.
– Будем надеяться.
Я всмотрелась в интерфейс. Уже поступали сообщения от внешних станций. Гант не ошибся: сотрясение было необычно сильным и захватило большой объем, расходясь от Интрузии, как цунами по низким островкам. Руки у меня дрожали, но я поднялась с пола.
– Извините, я сейчас вернусь.
Гант ухмыльнулся. Аварийные лампочки просвечивали мех на кончиках его ушей.
– Что, салага, проблеваться надо?
6
Злая Собака
Нод со своим выводком на славу постарался в починке моих двигателей и внутренних систем. Они даже распечатали пластины обшивки на замену расколовшихся и смятых, когда я очертя голову ныряла, а потом, соответственно, выныривала из нимтокского колонистского ковчега под названием «Неуемный зуд».
Скоро моя броня снова станет пригодной для боя, только одну большую вмятину я решила сохранить как есть. Нос у меня останется несколько приплюснут и скособочен, но я собиралась носить этот шрам, как орден. Кое-кто из солдат-людей гордился шрамами, а я чем хуже? Я эту вмятину заслужила. Пусть будет предупреждением всякому, кому хватит глупости царапнуть по мне лазерным прицелом.
Брат мой Грешник затаился в режиме невидимости за несколько километров справа по носу. Если бы не он, меня бы не было в живых. Его голос, когда он заговаривал, звонко и четко звучал на фоне звездных шорохов и китовой песни кораблей в дальних системах. Встречались мы и в виртуальной реальности в форме своих аватар. Несколько недель мы довольствовались обществом друг друга (у меня, конечно, были еще люди и Нод, но Грешник с ними общаться не рвался), а потом я решила познакомить его с Люси.
Я создала вирт и приняла свой излюбленный облик, придав себе сходство с погибшей в бою женщиной, из чьих стволовых клеток клонировали мой мозг. У нее было узкое, почти андрогинное лицо и костлявые запястья. Волосы я оставила косматой черной копной, а тело завернула в золотистое сари, дополнив его тиарой в тон и неправдоподобно длинным сигаретным мундштуком. Что касается Люси, она явилась в том же обличье, в котором жила в реальности: девочка лет одиннадцати-двенадцати в простом корабельном комбинезоне. Грешник предстал перед нами в одеянии падшего бога: высокий, тощий, как жердь, в рваном черном плаще, с мертвенно-серой кожей и сияющими лунным светом глазами.
– Кажется, я начинаю тебя понимать, – заявил он.
