А вот я…
Тактический экран был забит угрозами. Я увидел, как энергетический луч разрезал надвое «Мантикору», но чудо – ее передняя половина продолжала огонь по надвигающимся белым кораблям.
«Кающийся грешник» вздрагивал от непрерывной стрельбы заградительных батарей, сметающих выпущенные в нас торпеды. Но от энергетических лучей защиты не было.
– Господин Шульц?
– Да, корабль.
– Остальные в безопасности.
– Знаю.
– Мы, в сущности, сделали свое дело. Но отступление, боюсь, невозможно. Подставить им спину означало бы только поторопить свою гибель.
Я стиснул подлокотники капитанского ложемента. При всей готовности умереть за своих девочек меня не обрадовала весть, что другого выбора нет.
Торпеда рванула в непосредственной близости. Мы избежали попадания ядерной боеголовки, но взрывная волна встряхнула корабль и запустила радиационную тревогу.
Я попытался сглотнуть, но горло пересохло.
– Хорошо. – Я постарался, чтобы голос звучал ровно. – Давай прихватим с собой как можно больше этих тварей.
Аватара «Грешника» улыбнулась, оскалив белые вампирские клыки.
– О, я так и собирался.
Включившаяся без предупреждения тяга толкнула меня в грудь, и мы ринулись вперед, прямо на врага. Должно быть, такого хода там ожидали меньше всего, потому что первые их выстрелы ушли вдаль. «Грешник» в ответ полностью выпустил запас торпед. Он отдавал все – даже орудия переключил из оборонительного в атакующий режим. Но оба мы знали, что долго не продержимся.
– Господин Шульц?
– Да, корабль.
Аватара сменила обычное свое одеяние на черную рубашку с шелковым жилетом и сюртуком.
– Я много чего делал в жизни, – произнес он, – и не всем теперь горжусь.
Мне вспомнились мои собственные проделки и мошенничества, все, кого я водил за нос в роли Счастливчика Джонни Шульца.
– Думаю, это мог бы сказать о себе каждый.
Полыхнули новые взрывы. Они убили половину камер по нашему правому борту.
– А вот то, как мы поступаем теперь, – сказал корабль, став как будто выше ростом, – это, думаю, лучшее из сделанного мной.
У меня защипало глаза.
– И это, бесспорно, относится к нам обоим.
«Грешник» подтянулся и отдал салют.
– Служить с вами было честью для меня.
Я в ответ коснулся лба кончиками пальцев. Чувствуя подступающие рыдания, снова сглотнул, загоняя их обратно в грудь. Постарался, чтобы голос не дрогнул:
– И для ме…
…КОНЕЦ ПЕРЕДАЧИ
22
Корделия Па
Я проснулась в отцовской каюте. Мне снилась Интрузия. Я еще подремала под ставшие знакомыми лязги и стоны «Тети Жиголо». По неподвижности палубы я определила, что мы так и торчим на ледяной тарелке, и черные крылья корабля, вместо того чтобы загребать туман гиперпространства, обнимают корпус.
Голова у меня болела, в памяти все смешалось и перепуталось, как записки, нацарапанные незнакомым почерком. За всем этим я чувствовала чужое сознание, пограничное эхо чьего-то внутреннего голоса.
«Я переношу весь свой опыт капитана, все знания о „Тете Жиголо“ в твою память…»
Я приподнялась на локте. Это же был сон, разве нет? Но почему тогда на мне скафандр? Неуклюжее одеяние сковывает меня от ступней до ворота, оставляя свободными только кисти рук и голову. Кто-то отстегнул с меня спящей перчатки и шлем и свалил их на тумбочку рядом с койкой. Там же лежал кристалл-плеер, но кристалл с картой памяти моего отца пропал.
Провалился…
Я осторожно спустила ноги на пол и попробовала снять скафандр. Молнию на боку закрепляли полоски липучки. Я сорвала их и сдвинула вниз замочек, потом вытянула руки из рукавов. А вот ноги было не высвободить, пока оставался на месте металлический ошейник ворота – его надо было стягивать через голову, а это не получалось, пока ноги оставались в штанинах. Я раньше не носила скафандров и понятия не имела, как из них вылезать. Пришлось импровизировать. Извиваясь и ругаясь, я наконец сумела протащить колено к расстегнутой молнии, после чего мне удалось протолкнуть голову в воротник и вылезти – с всклокоченными волосами – из отверстия, как стрекоза выбирается из лопнувшей куколки. Сидя на койке, я спихнула скафандр с ног. Под ним на мне была обычная корабельная роба. Я разгладила мятую одежду и оценила себя в зеркале над стальной раковиной. Волосы все такие же белые, глаза все такие же разные. В маслянистом свете ламп даже кожа на руках выглядела безупречно нормальной.
Взаправду ли я проваливалась в Интрузию?
По трапу из каюты я взобралась в рубку, где нашла Ломакс. Женщина спала в пилотском кресле, уронив голову на кулак, опиравшийся на панель. Большой свет не горел, и прокручивавшиеся на экранах данные отблескивали на ней искорками костра. Я бесшумно, не понимая, зачем это делаю, шагнула к месту второго пилота и заползла в кресло движением, каким ныряют под груду мехов. В рубке я была как дома. Знала расположение и назначение всех лампочек и приборов, помнила каждую царапину и потертость. Поиски ответов могли подождать. Пока что мне было тепло и надежно и хотелось одного – лежать в колеблющихся тенях, будто в пещере, глядя, как играет свет на лице Ломакс.
Должно быть, я задремала, потому что, открыв глаза, встретила взгляд Ломакс из полутьмы.
– Ты в порядке?
Я потянулась и зевнула.
– По-моему, да.
– Нежелательные эффекты, дурнота?
– Нет. С чего бы?
– Нас поймал вторичный толчок. На несколько минут реальность перекорежилась.
– А, тогда все ясно.
– Что?
– Сон про отца и Интрузию. То есть я думаю, что сон. – Я склонила голову, тщетно ловя слухом скрип и гудение корабельной механики. – Мы еще на грунте?
Ломакс наморщила лоб:
– Да, так.
– Но толчок пережили благополучно?
– Обошлось кое-как. – Она показала между большим и указательным пальцем меньше сантиметра. – Этот выдался мерзким.
– Как наша находка – та женщина?
– По-прежнему без сознания и не собирается просыпаться.
– Что будем делать?
– Броф с Пауком занимаются двигателями. Гант считает, что, если не случится новых толчков, через несколько часов сможем трогаться.
– И куда направимся?
– На Холодную часовню.
Кровь у меня в жилах обратилась в лед.
– Холодная часовня?
– Координаты уже загружены в навигатор. Я думала, это ты загрузила.
