– Больше не буду. Обещаю.
Ломакс снова повернулась к панели.
– Смотри же!
Она закатила глаза, словно говоря: «И какого черта я подписалась на эту дурацкую работу?»
Впереди вырастал космопорт – длинная полоса на заливной равнине между остроконечными снежными горами с одной стороны и скалистым побережьем – с другой.
«Иногда, – думала я, проходя вслед за Ломакс в тяжелые стальные двери портовой таверны, – чем больше знаешь о том, где ты есть, тем меньше – о том, кто ты есть, и наоборот».
Таверну устроили в низком прочном бункере на краю посадочной площадки. К большому недовольству Паука, мы оставили его снаружи: кутаться в пальто, баюкать свой пескоструй и бормотать проклятия ветру. Если нарвемся на такое, с чем сами не справимся, вызовем его одним словом.
Обстановка внутри выглядела традиционной. Та часть моего мозга, которой заправлял Ник Мориарти, узнала в ней родню сотням таких же притонов. Не знаю уж почему, все прилегающие к аэропортам, вокзалам и автостанциям бары похожи друг на друга; одни и те же запахи, клиенты – и к космопортам это тоже относится. Отребье, собиравшееся в этой отхожей дыре, мало отличалось от выгоревших старьевщиков на окраине моей тарелки. Все представлялись призраками давно скончавшихся пассажиров в вечном ожидании пропущенного рейса. Побитые жизнью на обочине, выброшенные из главного потока собственным бездельем и ленью, вечные обитатели транзитных зон. Я видела в них то, что знала по себе. Я сама первые годы жизни подъедала крохи и продолжала бы в том же духе, не вывались невесть откуда «Тетя Жиголо», унесшая меня из той жизни.
Никто не обратил внимания на нас с Ломакс, пока мы пробирались к стойке. Пьющие горбились над несбывшимися надеждами, не в силах взглянуть в глаза не только другим людям, но и собственному отражению в зеркале над баром. Вентилятор перемешивал зловонный воздух. На стене висело металлическое копье. Под столиками шмыгали туземные пернатые грызуны размером с мой большой палец, слизывали пролитое пиво и уплетали арахисовую шелуху.
Ломакс стукнула о стойку кредитной карточкой. Бармен, рассматривавший порнотату на собственном предплечье, поднял глаза, и она показала ему два пальца:
– Dos cervezas
[5].
Он молча оценил посетительницу и остановил взгляд на диске кредитки в ее руке. Пожал плечами, потер небритый подбородок. Каждым движением выражая презрение и неохоту, вынул из пластиковой упаковки у холодильника пару бутылок и брякнул их на стойку.
Я потянулась к ним, но Ломакс поймала меня за рукав.
– Теплое, – сказала она.
Бармен снова пожал плечами, словно говоря, что температура выпивки – не его забота. Он хотел было получить оплату, но Ломакс отдернула руку.
– Ты говорить-то умеешь?
– Si.
– Хорошо, потому что мы кое-кого ищем.
Бармен сузил глаза.
– Обратитесь к кому другому.
– Обращались. Нас послали сюда.
– Тогда ничем не могу помочь, – сказал он тихим хриплым шепотом, по-прежнему не сводя взгляда с диска, который Ломакс держала так, что парню было чуть-чуть не дотянуться.
– А я думаю, сможете. – Она перегнулась через деревянную стойку, опираясь на ладони. – Мы ищем парня по имени Льюис Пемброк. Он наш друг.
– Не знаю такого.
– А я слыхала, что знаете.
Бармен покосился на меня, отметил мою платиновую стрижку и разноцветные глаза. Фыркнув, сплюнул на пол.
– Если он вам такой большой друг, дамы, как же вы забыли, где он живет?
– Я дружу с его отцом. А дома у него не бывала.
– Так почему бы не послать сообщение?
– Посылала.
Ломакс, оттолкнувшись от стойки руками, выпрямилась в полный рост. Мы пробовали связаться через примитивную всепланетную сеть, но Льюис на наши предложения встречи не отозвался.
– Так чего же вы ко мне-то привязались? – спросил бармен, ковырнув себе клык ногтем мизинца.
– Дело довольно спешное.
– Тогда, боюсь, вы влипли, дамы, – ухмыльнулся он, показав еще несколько золотых зубов, и отошел обслужить клиента у дальнего конца стойки.
– Вот стервец! – оскалилась ему вслед Ломакс.
Я ее не слушала. Смотрела на раскрытые ладони и потирала кончики указательных пальцев подушечками больших.
– Что ты делаешь? – нахмурилась Ломакс.
– Не знаю…
Кожа зудела. В затылке, за навязчивым дребезжанием вентилятора, слышались голоса тарелок. Звон в пальцах усилился, и я испугалась, что они опять засветятся. Сжала кулаки и спрятала их в карманы корабельной робы. Голоса все звали меня короткими невнятными возгласами, одинокими и отрывистыми, как крик потерявшегося охотничьего сокола.
Копье на стене стало позвякивать о крючки подвеса. Бармен обернулся к нему. Остальные выпивохи примолкли.
– Какого?..
Несколько секунд в помещении слышалось только поскрипывание вентилятора и звон оружия.
– Пойдем. – Я потянула Ломакс за рукав. – Надо идти.
Женщина бросила на меня любопытный взгляд, но спорить не стала. За дверью она спросила:
– Что это было?
Я вытащила руки из карманов. Кончики пальцев тлели угольками.
– Копье, – сказала я.
Ломакс отступила назад. Рука ее потянулась к бедру, где висел пистолет.
– Как ты это делаешь?
– Не знаю.
– Такое и раньше бывало?
– Однажды в Норе, где вы нас нашли.
Я вспомнила переулок у дядиного дома, мои игрушки из ткани тарелки и призналась:
– А может, и не однажды.
Ломакс, помедлив, убрала руку от кобуры.
– Не больно?
Я пошевелила пальцами.
– Покалывает.
К нам приблизился Паук с пескоструем на плече. Его дреды шуршали по вороту длинного пальто, полы которого хлопали по лодыжкам.
– Что стряслось, тетушки?
Смотрел он не на нас, а на улицу.
– Корделия чувствительна.
– Да что ты говоришь!
Ломакс, насупившись, понизила голос до резкого шепота:
– Нет же, идиот, я хочу сказать – она чувствует!
Паук недоверчиво вздернул бровь:
– В смысле – чует артефакты и все такое?
– Больше того. По-моему, она способна с ними взаимодействовать.
– Врешь!
Ломакс ткнула большим пальцем на дверь бара:
