Я пошевелила пальцами.
– Понятно.
– Надеюсь, что понятно, потому что на тарелках несколько миллионов человек ждут твоего решения – жить им или умирать.
40
Сал Констанц
Поврежденный корпус «Тети Жиголо» походил на полдюжины других дрейфующих без движения грузовиков, виденных мною за прошедшие годы. В пробоины вырывались воздух, вода, другие жидкости. В жестком вакууме они застывали кристаллами и ярко блестели в лучах далекого солнца.
Подобно многим старинным коммерческим судам, «Тетя Жиголо» использовала для движения в гипере устаревшую систему – заряженные электричеством крылья, – при виде которых «Злая Собака» хоть и назвала их «своеобразными», но скрыть презрения не сумела.
– А это что за полоски? – спросила она. – Хоть капля самоуважения осталась у этой выжившей из ума развалины?
Она оделась по умолчанию – белая рубаха с черным галстуком – и выглядела сегодня совсем бесполой.
– Будь с ней повежливей, – попросила я.
– Я всегда вежлива! – надменно фыркнула она и предпочла не заметить мою приподнятую бровь.
– Просто сообщи им, что мы на подходе и скоро их снимем.
– Есть, капитан!
– Кстати, куда подевался «коммодор»?
«Злая Собака» скроила смущенную рожицу.
– Тогда у тебя было больше одного корабля.
Она произнесла это так просто, что я могла бы и не заметить скрытую в словах грусть – грусть, о которой я не знала, которую она до сих пор скрывала от меня.
– Ты знаешь, я не просила «Адалвольфа» прикрывать отступление.
– Знаю, – вздохнула она. – Я пробовала его отговорить.
– Извини.
– Ты не виновата, – пожала она плечами. – Он всегда хотел погибнуть в сиянии славы.
Аватара демонстративно откашлялась и продекламировала:
И вновь, и вновь звучит рассказ
О подвигах отцов,
Когда держал Гораций мост,
Спасая беглецов.
По всему небу читались тепловые следы двигателей. Отовсюду, куда ни глянь, к нам стекались белые корабли-кинжалы. Я велела «Злой Собаке» подстроиться к раненой «Тете Жиголо» и, пока шла стыковка шлюзов, влезла в старый громоздкий скафандр. Зашипел воздух, давление уравнялось. Через открывшийся люк я вступила на борт пострадавшего корабля. Меня встретила молодая женщина. Один глаз карий, другой голубой. Белые волосы на одной половине головы обриты почти под корень, а в ухе пиратская золотая серьга.
– Я Корделия Па, – сказала она. – Это корабль моего отца.
Я подняла щиток шлема.
– Где же он?
– Его забрала Интрузия.
– Кто здесь командует?
– Я.
На вид ей было слегка за двадцать, но взгляд делал ее много старше, а исходившая от нее ярость словно утверждала, что эта девушка готова смести все, что поставит у нее на пути мироздание.
Я заглянула в коридор за ее плечом и сказала:
– Ваш сигнал бедствия подписан «София Никитас».
– Да. Хотите с ней познакомиться?
– Непременно хочу.
– Идите за мной.
Она провела нас в глубину старого грузовика. Я тяжело топала по палубе, проклиная перестраховку, заставившую меня напялить скафандр. Передвигаться в нем было далеко не просто – но ведь корабль терял атмосферу, и я имела основания опасаться внезапной катастрофической разгерметизации. В Доме меня приучили готовиться к худшему.
Коридор освещался красными аварийными лампами. Местами было совсем темно, но Корделия и эти участки проходила с уверенностью человека, прожившего в таких условиях чуть ли не всю жизнь. Глядя в ее прямую спину, я догадывалась, что она могла бы обойти корабль с завязанными глазами.
«Тетя Жиголо» получила обширные повреждения, и нам пришлось огибать два заблокированных отрезка коридоров. Все же в конечном счете, после долгих виляний и обходов, мы вышли в общее помещение. Посреди него, рядом с маленьким, похожим на лягушку существом я увидела Софию Никитас.
Она выглядела как на неоднократно просмотренных мной записях. Может, лицо стало чуть старше, постарело от забот, да волосы белее, чем на старых снимках, а в остальном она почти не изменилась за минувшее столетие.
– Приветствую.
Выступив вперед, она встряхнула мою облаченную в перчатку руку. Ее взгляд упал на эмблему желтой звезды на скафандре.
– Я София, а это Гант. Вы действительно из Дома?
– Действительно. – Я сняла шлем и положила на стул. – Меня зовут Салли Констанц, и я ваша праправнучка.
Она округлила глаза.
– Ты?!
– Мать никогда не позволяла мне об этом забыть.
– А она еще жива, мать? А отец? Сколько вас?
– Насколько знаю, я единственный оставшийся в живых потомок. – Я пожала плечами. – Понимаете, была война…
– Господи боже!
– Да. Но я пришла вас спасать. – Я махнула перчаткой в сторону шлюза.
– Я тебе благодарна, милая. Но, прости меня, мне нужна минутка, чтобы это осмыслить.
Она ухватилась за спинку кресла. Я даже испугалась на миг, что с ней случится обморок.
– Ситуация довольно странная, – признала я.
– Мало сказать, странная. – Она помотала головой. – Из всех кораблей всей галактики…
– Не так уж это невероятно, – заметила я. – Можно было предвидеть, что кто-то из ваших отпрысков вступит в Дом. А раз вы послали сигнал бедствия, должны были ожидать, что Дом отзовется.
София выпрямилась и вздернула подбородок.
– Нет, – сказала она. – Такое невероятное совпадение может означать только одно: нам суждено было встретиться.
– Я не верю в судьбу, – улыбнулась я.
– Никто не верит, пока с ней не столкнется.
Корабль вокруг нас застонал, и создание по имени Гант заявило:
– Если не поторопитесь, дамы, столкнетесь с судьбой куда скорее, чем ожидаете.
Когда все благополучно перебрались на «Злую Собаку», я приказала ей отстыковаться от обломков «Тети» и укрыться среди тарелок. Будем надеяться, те, кто станет искать, потеряют и нас, и наш термальный след среди их массивных корпусов.
Я собрала всю команду. К Престону, Ноду, Рили Эддисон и Люси в камбузе присоединились Корделия, София и Гант. И даже Оконкво. Изменения в его организме не могли проявиться сразу. Перестройка хромосом скажется через несколько дней, и гормональный фон еще только меняется. Но благодаря пластическим операциям его голос уже сейчас звучал ниже, грудь стала плоской, а подбородок тверже, чем был. Даже плечи казались шире. Пока все наливали себе кофе и рассаживались вокруг стола – и пока Престон проверял прибывших на предмет ран и инфекций, – я отвела его в сторонку.
