Столхед наконец-то посмотрела Гимтару прямо в лицо. Старый танас едва не упал – столько презрения плеснуло из зеленых глаз!.. – ухватившись за ошейник усевшейся рядом кошки.
– Зачем ты пришел? Проведать вдову брата? – резанул по сердцу голос, которого он не слышал тридцать лет.
Гимтар помялся. Горло сжало, и он не смог выдавить ни слова. Рысь наклонила голову набок, заглядывая в лицо, подняла хвост и медленно направились к креслу. Сделала два шага, вновь глянула, и Гимтар двинулся следом. Шагнул на первую ступеньку, вторую…
– Пришел проведать вдову брата? После стольких лет…
Кинжал, выскочивший из широкого рукава, уперся Гимтару под подбородок. Лезвие оказалось острым. Бритва, а не лезвие: Гимтар сразу это почувствовал, едва клинок прикоснулся к шее. Кожа разошлась, пошла кровь. Но танаса это не остановило: он сделал еще шаг, и кровь побежала быстрее.
Зазвенел упавший кинжал, он схватил Столхед и впился долгим поцелуем, едва не прокусив ей губы и запачкав льющейся кровью. Голова пошла кругом. Любимая по-прежнему пахла солнцем, железом и горными травами. Как будто и не было одиноких тридцати лет…
В комнатке еле развиднелось, близился рассвет. Столхед, сидя на краю кровати, расчесывала длинные густые волосы. Силуэт любимой едва угадывался, и Гимтар вытянул руку, коснувшись обнаженной спины. Столхед вздрогнула, дотронулась до ладони танаса, на миг сжала и тут же отпустила, встав с ложа. Зашуршала одежда.
– Это ты придумал пригнать рабов? – спросила Столхед.
Голос спокойный, уверенный. Жаркая ночь осталась позади.
«Одно слово – Воительница», – улыбнулся Гимтар.
– Нет. То задумка Рокона…
– Тарх. Что за имя, кто таков?
Гимтар рывком поднялся, запалил лучину.
– Это ближник дана, наш человек. Посланец от Рокона к бунтарям. Что с ним?
– Мои люди объезжали границу со скайдами, наткнулись на следы северян, пошли по ним и явились к бою.
– К бою?
– Твои рабы схлестнулись со скайдами и северянами, – коротко кивнула Воительница. – Выгрызли победу… Когда б не это – мои воины убили бы чужаков, а так… – Столхед ткнула в грудь Гимтара. – Наш уговор с Дорчариан: я хозяйка в родных землях! Стоило упредить меня о своих замыслах! Хитроумные вожди… Подговорили рабов, те выгнали скайдов из сел. Дальше что? Недоноски побежали к северянам, а у тех самих жрать нечего. Голод гонит дикарей к нам. Ухорезы лютуют пуще прежнего, воинов не хватает. Потому и рабов пощадили, раз умеют держать клинки, взяли их в отряд – уж больно север нынче беспокоен.
– Где Тарх?
– На границе. Сводным отрядом гоняют северян.
– Я привел подмогу, подвез зерна, – заторопился Гимтар. – Навалимся вместе, задавим дикарей!
– Вместе? Алайны вместе с дорча? С чего такая милость?
– Имперцы напали на долину. Заняли Архогу.
Гимтар пересказал Воительнице последние события. Наскоро – он и сам знал немного. Столхед покачала головой. Гнев ее улетучился.
– Тяжелые времена настают для Дорчариан… – прошептала она.
Раздался стук молотков, и Гимтар подошел к окну. Ночная темень окончательно отступила. Во дворе работники колотили помост для большого шатра и навесов. Вскоре здесь соберется Круг Хранителей.
«Еще одно поле битвы. Хранители без Хродвига… Клибб знает, что придумают».
– Хродвиг умер. Слышала?
– Пора бы уже… Столько лет. – Столхед пожала плечами. – Шептались, после моей свадьбы ты ни единым словом не перемолвился со стариком. То правда?
Гимтар не мог оторваться от лица любимой. Провел ладонью по щеке. Морщины, седина в густых прядях, железный блеск во взгляде – все пустое. Он видел перед собой прежнюю Столхед, Деву Алайны, которую встретил тридцать лет назад в этом доме. Остальное – пустое. Главное – она рядом.
– Врут. Танас дана Дорчариан не разговаривает с Главой Круга Хранителей? Зачем Эндиру такой танас?
– Эндир… Эндир, муж мой. – Губы Столхед изогнулись и Гимтар убрал руку. – Эндир Суровый, Эндир Непреклонный, Эндир Законник… Блудливый кот он, твой Эндир!
Гимтар вспомнил, как дан задирал подолы служанкам, как отлучался из Виллы. Вспомнил свою злость и обиду на брата.
– Как увидел мои тяжелые груди, мои тугие бедра, – взгляд Эндира затуманился, руки потянулись…
Гимтар дернул себя за бороду. Он не хотел этого слышать, но и прервать Столхед был не вправе.
Воительница посмотрела Гимтару прямо в глаза.
– Можешь гордиться братом. Всё так: и суровый, и непреклонный, и законник. Груди мои были тяжелы, а бедра круглы потому, что… я легла на свадебное ложе непраздной…
Дышать стало нечем, и Гимтар с шумом и всхлипом вдохнул. Дернул за бороду с такой силой, что выступили слезы.
– Непраздна! Непраздна?! Но ты… ты сказала… что с первой кровью все вышло…
– Я солгала. Мой муж… твой брат… Эндир не касался меня. Он взял с меня клятву молчания, затворил мои уста и забрал новорожденного сына. Отослал меня к отцу. Твой брат сказал, что согласен жениться на землях алайнов. Я не хотела Эндира, но не могла быть с тобой, верная слову. Спрашиваешь, как я жила? – вновь горько усмехнулась Столхед и вытащила кинжал, любуясь лезвием. – Меня спасла молодость, гордость. И война: ей я стала матерью. Ей и своим воинам. А дикари-северяне мочились от ужаса в своих лачугах, поминая мое имя!
Гимтар развернулся, бросив через плечо.
– Мне нужен жертвенник.
– Куда?! – окликнула Столхед. – Штаны надень. Пойдем вместе.
В горах развиднелось. Рассветная дымка еще пряталась среди скал. Алый восход грозил ненастьем. Гимтар, повернувшись лицом к родовой горе, кропил кровью барана жертвенный камень. У его ног на колени опустилась Столхед, молча поминая ушедшего мужа.
«Что же ты не сказал мне, брат? Что же ты молчал? Столько лет. И даже на смертном ложе… ни словом, ни взглядом. Утаил…»
Он вспомнил багровое, злое лицо брата, толстые вены на висках, пузырящуюся пену на губах. Вспомнил, как в предсмертье дан Дорчариан тряс его с Остахом за ворот, как глупых щенят.
«Мы так и не нашли тех, кто убил тебя, брат. Я так и не омыл клинок местью».
Столхед застыла рядом, наблюдая за потеками жертвенной крови. Злость, смятение в груди Гимтара сменились давно забытыми робостью и нежностью. Он вспомнил, как счастливый Эндир кропил водой из священного источника маленького, голосящего на все горы окрест, Рокона; вспомнил первые шаги близнецов в зимнем стылом Декурионе.
«Ты велик, брат!»
Танас был пуст и вдруг наполнился; был старым опасным дворовым псом и вдруг стал хозяином. Танас дана Дорчариан тяжело опустился на колени перед жертвенником рядом с Девой Алайны.
