Воины разбили большой шатер правителя. Вилейка посапывала в уголке, а Ултер клевал носом в окружении ближников Сегмата. Правитель принимал бесконечных докладчиков и отдавал приказания. Сегимий то и дело убегал в лагерь, исполняя поручения отца.
– Обоз вышел, правитель, – произнес запыхавшийся гонец. Сегмат взмахом руки отослал докладчика прочь, разливая вино.
Толгувы много пили и смеялись. Похвалялись, рассказывали Ули о битве в Дальнем лесу. Сон отступил: Ултер слушал их раскрыв рот. Толгувы смогли разгромить имперцев! Не может быть! Вот чьи головы лежали у подножия священного дуба! Сегмат поведал, как десять лет назад он с Харисом отослал сына в имперскую армию.
– Он заслужил звание сотника и стал ближником командующего Форкса Гверса! – хлопнув в ладоши, выкрикнул Сегмат.
– Аэ, Сегимиус! – пьяно покачнувшись, заорал один из воинов. – Сегимиус Толгв, имперский сотник!
Сегимий вдруг вскочил, ударом ноги повалил хохотуна на пол. Тот облился вином, и молодой вождь одним махом оказался сверху. Кончик кинжала задрожал у распахнутого в ужасе глаза болтуна.
– Мое имя Сегимий… – прошипел он. – Сегимий, сын Сегмата!
– Так! – захохотал правитель. – Так, сын!
Растрепанный Сегимий взял кувшин и выхлебал до дна.
– Они тоже болтали… Там, у себя в шатре, – отдышавшись, покрутил над головой пальцем молодой вождь. – Командующий Форкс и Ретур Равар… Я будто бы упился допьяна и валялся под столом… Эти двое делили толгувские леса и добычу. Старик Форкс уснул, а пьяный Ретур считал вслух, сколько священных дубрав надо сжечь в угоду жрецам Пагота, а сколько вырубить, продать – и упрятать навар в свою мошну…
Воины вокруг забранились, а Сегимий захихикал.
– Форксу я срубил башку, а недоноска Равара окунул в бочку с маслом и поджег. Он бегал по полю и визжал как свинья.
Сегмат засмеялся, колыхаясь всем телом и утирая слезы. Воины рядом грянули хохотом.
– Империи можно клясться, кланяться – все делать, лишь бы подобраться поближе, – прошептал Сегимий, склонившись над мальчиком, – а потом загнать железо в брюхо. – Толгув сделал вид, что бьет Ули ножом в живот.
– Месть – путь воина, – прошептал на ухо наследнику Сегимий. От него густо пахло вином, и Ули кивнул.
Под раскатистый храп воинов Ултер улегся рядом с Вилеей. Уже засыпая, он вдруг припомнил слова молодого вождя:
«Сегимий – вот имя, данное мне отцом!»
А следом в голове зазвучал голос жреца Хариса:
«Ты носишь чужую одежу, и сила не может найти тебя! Оденься в свое!»
– Чужая одежда – это чужое имя… Я ношу имя брата, – пораженно прошептал Ули. – Нужно вернуть свое имя!
Он так и уснул с этой мыслью – шумной и колючей, словно беспокойный еж в подполе.
Потом еще не единожды за время похода они ночевали в одном шатре. Ули сдружился с немногословным Сегимием – они по-прежнему ехали в одной колеснице. Молодой вождь рассказывал наследнику про службу в имперской армии, про далекую Арну и болотный Амаран, про степи Арзрата и про битву в Дальнем лесу.
Первая встреченная деревушка оказалась покинута дикарями – в жалких лачугах ютились лишь изможденные голодом старики и бабы с дитями. От них удалось узнать, что все воины отправились на войну. Сельцо вырезали и двинулись дальше. В каждом последующем местечке их ожидало то же самое.
«Если во всех вонючих селах все мужчины ушли на войну… Одолеют ли алайны такую силищу?» – размышлял Ули, трясясь в колеснице. Вилейка дернула за рукав и показала на выворотень у обочины. Рядом шумела речушка.
«Да это же то самое место, где мы заночевали!» – восхитился Ули, и вдруг впереди послышались громкие крики. Из-за поворота выскочили, нахлестывая коней, толгувы. Оборачиваясь, они метали дротики.
Сегимий завернул скакунов, останавливая колесницу на берегу. Остальные последовали примеру молодого вождя и выстраивались. Ули и Вилейка залезли на упавший ствол, спрятавшись среди растопыренных корней. Лязгая и сыпля проклятиями, войско пыталось утвердиться в узкой ложбине между горами и речушкой.
А потом из-за поворота повалили дикари. Вот только воинов среди них почти не оказалось. Это были воющие от страха и ненависти бабы, малолетние молокососы со ржавыми копьями и седые деды. Как безумные, с камнями и палками в руках, они перли на дубовичей и валились под ударами мечей.
Толпа голосящих баб в лохмотьях с впалыми щеками и горящими глазами бросилась на ближников Сегимия. Копейщики работали ловко, но безумцы висли на копьях, и пики пришлось отбросить. Засверкало железо. Ултеру казалось, что дикари, как река, так и будут выбегать и выбегать из-за поворота, но вскоре воющий поток иссяк. Ули огляделся вокруг. Везде валялись тела северян, а разгоряченные толгувы перекрикивались друг с другом. Воины радовались легкой разминке.
Вскоре дубовичи вновь двинулись вперед, а на исходе дня легкоходы принесли весть: впереди поджидает войско горцев. Сегмат набросил на плечи богатый плащ, водрузил на голову блестящий шлем с венком бронзовых ветвей по ободу и позвал в свою колесницу наследника. Рядом выступал Сегимий с Вилеей, а сопровождали их рослые жрецы-толгувы.
– Посмотрим на твоих родичей, моих новых соседей? – подмигнул мальчику Сегмат и посерьезнел.
Глава 9
– Ложь, – негромко произнес дан Рокон, и Сплетник затравленно оглянулся. – И снова ложь.
На допросе важного пленника об Ултере все позабыли. Мальчик сидел в уголке и не шевелился, чтобы не выгнали. Во все глаза Ули разглядывал присутствующих, словно видел впервые.
Важного имперского соглядатая он и впрямь раньше не встречал. Лицо у него было странное, подвижное. Оно постоянно ходило волнами, словно не зная, радуется хозяин или гневается. Сплетник запрокидывал руки за голову, впустую перебирая в воздухе пальцами.
Столхед Воительницу Ули тоже видел впервые. Высокая, стройная, красивая… Глаза пронзительные и строгие. Язык не поворачивался звать ее бабкой. Пусть Ули и ее внук, но Дева Алайны не может быть бабкой! Поэтому Ули обращался к ней, как все: «Столхед». Воительница благосклонно кивала и лохматила внуку волосы.
Все остальные были близкими и родными – но и они изменились. Изменились настолько, словно не одна зима прошла с последней встречи, а десять. Диду Гимтар помягчел, чаще улыбался, то и дело бросая на Деву Алайны такие взгляды, что Ултеру становилось неловко. Вутц, напротив, стал резким, цепким и собранным. Он припрятал подальше свои смешинки, всегда плясавшие в глазах и морщинках. Теперь Вутц говорил коротко и по делу.
Именно старый шут первым не удержался и выскочил на поле, навстречу колесницам с толгувами. Разглядел внучку рядом с Сегимием! А Сегмат не побрезговал – облобызал старого шута, громко смеясь и вспоминая прежние дни! Сейчас избранные дубовичи жили в большом доме в Алайне. Пир гремел второй день, пайгалы играли на канате, веселя народ, а назавтра ожидался Круг Хранителей. Важный день!
