Зеб держал машину в облаках, а моя дочь в наушниках поддерживала связь с Хильдой. Громкоговоритель в кабине был подключен к ее наушникам, так что мы тоже слышали, что происходит внизу.
– Это замирание звука, – доложила Дити, – оттого, что она вошла в здание: я слышала ее шаги. Зебадия, боюсь, что если начну крутить настройку, упущу ее, когда она выйдет.
– Не трогай настройку. Подождем.
Много веков спустя мы услышали нежный голос Хильды:
– Я направляюсь в точку встречи. Мне больше нет нужды делать вид, что это слуховой аппарат – хотя все поверили. Можете без особых предосторожностей подобрать меня, мы отбываем.
Через пять минут мы совершили прыжок со смещением, и Зеб перевел машину в крейсерский полет, пока Хильда докладывала:
– Никаких проблем. Эта ненормални французски дама нашла, что америкены ошень любезни. Но их медисин… о! Детская смертность высокая, смертность при родах устрашающая. Я бы могла и раньше уйти, но мне было интересно.
– Хильда! – возмутился я. – Я ведь умирал от беспокойства!
– Джейкоб, мне надо было окончательно убедиться. А так это очень милый мир. Дальнейшие контакты не должны занять так много времени: мне удалось решить проблему денег.
– Как? – спросил Зебадия. – Я об этом думал. Вполне возможно, что иметь золото окажется там запрещено. Обычный фокус, когда правительство в трудном положении.
– Да, Зебби, здесь это тоже запрещено. У меня так и остался слиток, который ты заставил меня взять с собой. Вместо этого я продала ту тяжелую золотую цепь. Прости меня, Дити, – пришлось.
– Ничего, Шельма. Весь смысл этой цепи был в том, чтобы хранить в таком виде золото. Папа купил ее для мамы Джейн до того, как правительство решило зачеркнуть нули и снова ввести монету.
– Ну так вот… Я отыскала телефон-автомат, но звонить по нему и не пыталась – даже сам Эдисон его бы не узнал. Зато там была телефонная книга, я посмотрела на слово «золото», нашла «лицензированных скупщиков золота» и продала твою цепь…
– И теперь у тебя куча местных денег.
– Зебби! Ты понимаешь, почему я тебя не пустила? Этот скупщик, конечно, скупал и монеты – и я накупила у него иностранных серебряных монет, потертых, маленьких, старых выпусков, но недостаточно древних, чтобы интересовать коллекционеров. Французских монет, но у него их не хватило, и пришлось взять еще бельгийских, швейцарских и немецких.
– Моя дорогая, – сказал я, – монеты, которые ты купила там, недействительны здесь. И на следующем аналоге. И на следующем.
– Джейкоб, кто, кроме профессионалов, разбирается в рисунке иностранных монет, особенно если они не новые и сильно потерты? У меня настоящее серебро, не то что эти сплавы, у которых и звон совсем не такой. В самом худшем случае лавочник позвонит в банк и спросит, какой сегодня курс. Именно так я и купила вот это, – гордо сказала моя любимая, доставая из самой большой сумочки, какая нашлась у Дити, «Всемирный альманах».
Я был разочарован. Если уж покупать книгу, то почему не какой-нибудь технический справочник, где могли бы найтись сведения, которые пригодились бы нам с Зебом?
– Мы должны покупать по такой книге на каждом аналоге, где приземлимся, – продолжала моя любимая. – Это почти энциклопедия, а весу в ней меньше килограмма. Тут есть история, законы, важнейшие статистические данные, карты, новые изобретения, новые лекарства – можно было и не ходить в библиотеку, а почерпнуть из нее все, что нам нужно. Зебби, найди там список президентов США.
– Кому они нужны? – возразил Зеб, но нашел список. Через некоторое время он спросил:
– А кто такой Эйзенхауэр? Здесь написано, что он был президентом один срок вместо Гарримана и один вместо Паттона
[106].
– Смотри дальше, Зебби!
– Ну ладно… Не может быть! Не верю. Всех нас, Картеров, с детства учат говорить правду, мыться раз в месяц даже зимой и никогда не баллотироваться ни на какие должности!
[107]
А два дня спустя Хильда и Зеб, под видом пары туристов-французов, обнаружили мир, где мы решили обосноваться.
Мы прокрались в него незаметно – благодаря красноречию нашей «ненормални французски дама» и добродушному нахальству Зеба. Иногда он выступал в качестве мужа нашей француженки, в других случаях говорил по-английски медленно и с сильным баварским акцентом.
В этом мире-аналоге Соединенные Штаты (они называются так же, только границы не совсем совпадают) не так замучены законами, правилами, лицензиями и налогами, как наша родная страна. Вследствие этого нелегальным иммигрантам здесь скрываться нетрудно, надо только освоиться с местным говором и местными обычаями.
Хильда и Зеб быстро прошли обучение в десятке городов, над которыми, постоянно держась начеку, кружили мы с Дити. Мы обучались у них и слушая радио. Потом мы перебрались на Северо-Запад в качестве уроженцев восточных штатов и взялись за решение единственной оставшейся проблемы – как сделать, чтобы Аю Плутишку никто не видел.
Три дня Хильда и Дити прятали ее в Каскадных горах. За это время мы с Зебом отыскали и купили ферму поблизости от аналога Такомы. Ночью мы перевезли туда Аю, поставили ее в сарай, замазали окна белой краской и легли спать в кабине, чувствуя себя наконец-то дома.
У нас шесть гектаров земли, и живем мы на ферме рядом с сараем, где стоит Ая. Со временем мы упрячем ее под землю, в железобетонный бункер, в сарае устроим мастерскую, а над бункером построим новый дом. Пока что нас вполне устраивает старый.
Эти Соединенные Штаты, имея население меньше ста миллионов, свободно пускают к себе иммигрантов. Зеб подумывал о том, чтобы купить липовые документы и въехать «законным образом», но Хильда решила, что проще с помощью Аи проникнуть в страну тайно. В конечном счете это все равно, ведь мы не собираемся обременять собой государство: как только у нас будет мастерская и лаборатория электроники, мы с Зебом «изобретем» сотни всяких штучек, которых в этой стране не хватает.
По-видимому, здесь стоит самая теплая пора межледниковья. Там, где в нашем родном мире морозная тундра, здесь растут хлеба; лед, покрывавший Гренландию, исчез, низменности затоплены водой, береговая линия сильно изменилась.
Климат и обычаи заставляют одеваться как можно легче; пресловутые табу, касающиеся наготы, здесь неизвестны. Одежду носят для красоты или для тепла, но никогда не «ради приличия». Нагота тут – символ невинности; эти люди пользуются символикой, почерпнутой из Библии, известной и нашей родной цивилизации, но основывают на ней диаметрально противоположные воззрения. Библия та же самая – я проверял. (Эта Библия – такой богатейший набор противоречивых утверждений, что, основываясь на ней, всякий может «доказать» что угодно.)
