– Найдет, папа, найдет. Мы обо всем договорились.
– Вот как? Хильда, спасибо за чудесный вечер. Я тебе позвоню завтра.
– Никуда не позвонишь. Ты явишься лично и дашь мне полный отчет. И имей в виду, Джейк: в свадебное путешествие ты с ними не едешь. А то я тебя знаю. Я все слышала – даже не думай, Джейк, медовый месяц они проведут без тебя.
– Тетя Хильда, ну не надо! Ну пожалуйста! Я все устрою.
У бокового выхода мы оказались почти точно в условленное время. На стоянке возник спор: на чьей машине ехать. Моя, вообще-то, двухместная, но в случае нужды в ней усядутся четверо: есть два задних сиденья, вполне приемлемые для недолгих поездок. У них был четырехместный семейный седан, не скоростной, но зато просторный, а главное – в нем находились их вещи.
– Сколько у вас багажа? – спросил я у Дити, прикидывая: две сумки уместятся на одном из задних сидений, а мой будущий тесть как-нибудь устроится на другом.
– У меня немного, а у папы две большие сумки и толстый кейс. Да ты сам посмотри.
– Да, пожалуй. – Про себя я чертыхнулся. Я предпочитаю собственную тачку. Терпеть не могу водить чужие машины; не исключалось, что Дити водит так же блестяще, как танцует, но наверняка-то я этого не знал, а потому побаивался. Что до ее отца, то его кандидатура в качестве водителя даже не подлежала обсуждению: человеку с таким неуравновешенным характером как-то не хочется вверять свою жизнь и здоровье. Может быть, Дити уговорит его ехать отдельно, следом за нами? Во всяком случае, моя невеста поедет со мной! – Ну, так где они, ваши вещи?
– Вон там, в дальнем углу. Сейчас отопру и зажгу свет. – Она залезла к отцу во внутренний карман пиджака и достала «волшебную палочку».
– Меня, меня подождите! – раздался вдруг крик нашей хозяйки. Хильда бежала к нам по дорожке от своего дома, в одной руке у нее болталась сумочка, в другой развевались примерно восемь тысяч нью-долларов в виде рыжей норковой накидки.
Мы снова стали выяснять, кто на чем поедет. Как я понял, Шельма решила составить нам компанию, чтобы приглядеть за Джейком – как бы чего не натворил, а задержалась потому, что объясняла Максу (это ее вышибала, дворецкий и шофер), как обходиться с пьяными: вышвыривать вон или укрывать одеялом. Выслушав Дити, она объявила:
– Так, ясно. Мы с Джейком едем на вашей машине, я с ней отлично управлюсь. А ты, милая моя, поедешь с Зебби. – Она повернулась ко мне. – Зебби, поедешь медленно, чтобы я за тобой успевала. И пожалуйста, без фокусов. Не вздумай оторваться, а то натравлю на тебя копов.
Я посмотрел на нее своими большими невинными глазами:
– Что ты, Шельмочка, милая, ты же знаешь, что я бы так никогда с тобой не поступил.
– Я тебя знаю, рожа бандитская, ты мэрию сопрешь, если только найдешь способ ее увезти. Кто, скажи, пожалуйста, вывалил ко мне в бассейн ту гору фруктового желе?
– Я тогда был в Африке, ты прекрасно это знаешь.
– Рассказывай! Дити, дружочек, держи его на коротком поводке и не корми мясом. Но замуж за него выходи: он у нас богатенький. Ну ладно, где твой дистанционный пульт? И где ваша машина?
– Вот, – сказала Дити, продемонстрировав «волшебную палочку», и нажала кнопку.
Я сгреб всех троих в охапку и повалил на землю. Мы упали как раз в тот момент, когда взрыв разметал все в клочья. Все, кроме нас. Корпусы машин приняли удар на себя.
Глава третья
…Профессора Мориарти так просто не перехитришь…
ЗЕБ:
Не спрашивайте, как это у меня получилось. Спросите акробата, как он делает сальто-мортале. Спросите игрока, откуда он знает, что надо идти ва-банк. Но не спрашивайте меня, как мне удается предвидеть такие вещи за миг до того, как они произойдут.
Получается это только тогда, когда дело действительно серьезное. Я не могу сказать, что содержится в письме, пока его не распечатаю (однажды смог, но в тот раз в конверте была бомба). Я не способен предугадывать безобидные события. Но без этого знания, приходящего в последнюю долю секунды, я вряд ли сумел бы долго оставаться живым и относительно невредимым в нашу эпоху, когда от рук убийц погибает больше народу, чем от рака, и когда излюбленный способ покончить с собой – это забраться с винтовкой на какую-нибудь башню и постреливать оттуда, пока спецназ с тобой не разберется.
Я не вижу за поворотом машину, которая сейчас вылетит на встречку, я просто автоматически сворачиваю в кювет. Когда началось землетрясение в Сан-Андреасе, я выпрыгнул из окна и к моменту толчка уже был под открытым небом, а почему выпрыгнул, и понятия не имел.
В остальном же мои экстрасенсорные способности более чем ненадежны: я их покупал по дешевке на распродаже излишков военного оборудования.
Я растянулся сверху, пытаясь прикрыть всех троих сразу, а потом быстро вскочил, чтобы кого-нибудь не придавить, подал руки женщинам и помог подняться папочке. Все были целы. Дити смотрела на пламя, вздымавшееся там, где только что стояла их машина, и личико у нее было невозмутимое. Ее отец что-то искал на земле. Дити остановила его:
– Вот, папа. – И водрузила обратно ему на нос свалившиеся очки.
– Спасибо, милая. – Он направился было к огню. Я схватил его за плечо:
– Нет! Ко мне в машину, быстро!
– А мой кейс? Вдруг его еще можно спасти.
– Без разговоров! Все за мной!
– Папа, не спорь. – Хильду Дити просто потащила за руку. Мы запихнули старших на задние сиденья, я посадил Дити на переднее, рявкнул: «Ремни!», захлопнул дверь и обежал вокруг машины со сверхзвуковой скоростью.
– Ремни пристегнули? – спросил я, пристегнувшись сам и задраив дверцу.
– Джейк пристегнут, я тоже, Зебби, – радостно пропела Хильда.
– Ремни пристегнуты, дверь заперта, – отрапортовала Дити.
Двигатель работал, я оставил его включенным на малых оборотах – какой толк от скоростной машины, если она не может рвануть с места? Я переключился с малых оборотов на полные, бросил взгляд на приборы и, не включая огней, отпустил тормоз.
Как известно, в пределах города аэромобилям предписывается передвигаться без отрыва от земли – вот я сразу и задрал нос машины кверху, так что она и метра по городу не проехала, а взмыла вертикально прямо со стоянки.
Примерно полкилометра мы шли вверх с нарастающим ускорением: два g, три, четыре. На пяти g я ее придержал, не будучи уверен, что папочкино сердце выдержит такую перегрузку. Когда альтиметр показал четыре километра, я вырубил все: двигатель, транспондер, приборы, потом ударил по кнопке, сбрасывающей ложные цели, – и пустил машину в свободный полет по баллистической траектории. Я не знал, отслеживает нас кто-нибудь или нет, – да и не хотел знать.
