Я не сказала ничего. Тетя Хильда шептала: «Пресвятая Дева Помилуй Нас Ом Мани Падме Хум Нет Бога Кроме Бога И Магомет Пророк Его» – и еще что-то на неизвестном мне языке, но очень проникновенно.
– Сын, ты всегда так… аккуратно? – спросил папа.
– Я видел, как один человек это сделал, когда было нужно, и все думал: сумею я так или нет. Но ты-то небось подумал… Ая, ты слушаешь?
– Конечно, босс. Ты же меня разбудил. Куда летим?
– Ты умница, Ая.
– Тогда почему я везу эту детскую коляску?
– Ая, пойди поспи.
– Иду баиньки. Поняла, конец связи, босс.
– Ты, наверное, бог знает что подумал, Джейк, а я ведь в любой момент готов был выпалить «П, Р, Ы, Г». Благодаря твоей аппаратуре у Аи появилась настолько быстрая реакция, что я был уверен: она вытащит нас из какой угодно неприятности в последнюю долю секунды. И не думай, что это лихачество. Посмотри на прибор. Горючего осталось семьдесят четыре процента. И больше взять неоткуда. А я не знаю, сколько раз нам еще предстоит садиться.
– Капитан, это было блистательно. Хотя у меня душа ушла в пятки.
– Неправильная форма обращения, капитан. Я теперь пилот, сдаю дежурство. Мы приземлились, моя отставка вступила в силу, теперь ты начальник.
– Зеб, я же сказал, я не буду капитаном.
– У тебя нет выбора, ты уже капитан. Когда капитан погибает, пропадает без вести или подает в отставку, командование переходит к следующему по должности. Ты можешь перерезать себе горло, Джейк, можешь дезертировать, можешь сказаться больным, все, что хочешь, можешь сделать, но ты не можешь утверждать, что ты не капитан, раз ты капитан!
– Если ты можешь подать в отставку, то и я тоже могу!
– Разумеется. В пользу астронавигатора, как следующего по должности офицера.
– Дити, я подаю в отставку! То есть, виноват: капитан Дити.
– Нет-нет, папа, ни в коем случае! Я не знаю, что я тогда сделаю… я… – Я умолкла, не зная, как быть. Потом сообразила. – Я тоже подаю в отставку… капитан Хильда.
– Что? Не говори глупостей, Дити. Офицер медслужбы не имеет права брать на себя командование. А если «офицер медслужбы» – это шутка и «научный сотрудник» тоже, то тогда я просто пассажирка и опять-таки не имею на это права.
– Шельма, – сказал мой муж, – ты отвечаешь тем же требованиям, что и все мы. Ты умеешь водить машину…
– Я только что внезапно разучилась.
– …Но это не обязательно. Способность к здравому суждению и поддержка членов экипажа – вот единственное, что требуется, так как мы находимся в миллионах миль и в нескольких вселенных от водительских прав и прочего. Я тебя поддерживаю; остальные, по-моему, тоже. Джейк?
– Я? Конечно.
– Дити?
– Капитан Хильда знает, что я всецело поддерживаю ее, – заверила я. – Я первая назвала ее «капитаном».
– Дити, – сказала тетя Хильда, – я только что подала в отставку.
– Нет! Тебе некому передавать командование! – Кажется, это прозвучало у меня недостаточно сдержанно.
– Я передаю командование Великому Духу Маниту
[71]. Или тебе, Зебби: все возвращается обратно по кругу, и ты снова капитан… как и должно быть.
– Ну нет, Шельма. Я свою вахту отстоял, теперь очередь кого-нибудь другого. Раз ты подала в отставку, то у нас больше вообще нет организации. Ты напрасно думаешь, что уговорила меня. Ты просто теперь до скончания века будешь первопоселенкой на этом бережку. А пока командования у нас нет, я надеюсь, вы хлебнете по полной всего того, от чего меня уже тошнит. Можете болтать, спорить, трепаться, суетиться – устраивайте себе на здоровье Гайд-парк пополам со школьным дискуссионным клубом.
– Послушай, Зебби, – с удивлением сказала тетя Хильда, – ты что же, отыгрываешься на нас, что ли?
– Миссис Берроуз, весьма возможно, что вы нашли совершенно точное слово. Я за это время ох сколько всякого наглотался… и не в последнюю очередь вашими стараниями.
Я не видела тетю Хильду такой удрученной со времени смерти моей мамы Джейн.
– Прости меня, Зебби. Я не думала, что мое поведение так раздражает тебя. Я не хотела тебя раздражать. Я знаю – я все время помню! – что ты спас нам – мне – жизнь целых пять раз и вообще постоянно спасаешь нас своим руководством. Я благодарна тебе настолько, насколько вообще способна на благодарность, – то есть до самого верхнего предела, хотя ты и считаешь меня легкомысленной особой. Но ведь нельзя демонстрировать такую глубокую благодарность каждое мгновение, как нельзя постоянно испытывать оргазм. Некоторые эмоции слишком сильны, чтобы все время держаться на максимуме. – Она вздохнула, и по ее лицу покатились слезы. – Зебби, я больше не буду, только не сердись, ладно? Я постараюсь больше не выпендриваться. Так сразу не отвыкнешь, я много лет так себя веду, это мой защитный механизм. Но я отучусь, вот увидишь.
– Ну что ты так, Хильда, – мягко сказал Зебадия. – Ты же знаешь, я люблю тебя – несмотря на твои штучки.
– О, я знаю, знаю, уродина ты долговязая. Ты вернешься, а? Будешь снова нашим капитаном?
– Хильда, я никуда не уходил. Я как делал, так и буду делать все то, что умею и чему могу научиться. И что мне велят. Но капитаном я не буду.
– Боже мой, как же так!
– Ничего страшного. Мы просто изберем нового командира.
Тут весьма некстати взъерепенился папа:
– Зеб, ты напрасно становишься в позу и отчитываешь Хильду с видом оскорбленной гордости. По-моему, она не сделала тебе ничего дурного.
– Джейк, об этом не тебе судить. Во-первых, она твоя жена. Во-вторых, ты не должен был беспокоиться за всех, сидя в командирском кресле, это я должен был. И ты сам болтал мне под руку почем зря.
– Я не знал этого… капитан.
– Вот опять: ты нарочно называешь меня «капитаном», а я ведь уже не капитан. Ты лучше вспомни, как я пару часов назад обратился за советом к своему заместителю и получил в ответ нечто ядовитое насчет «письменных приказаний».
– Мм… Да, сэр. Я вел себя недостойно.
– Привести еще примеры?
– Не надо. Вероятно, действительно были такие случаи. Я понял вашу точку зрения, сэр. – Папа криво усмехнулся. – Что ж, хорошо, что хотя бы Дити не доставляла тебе неприятностей.
– Напротив, как раз она-то в основном их и доставляла.
Все это время я была сильно расстроена – у меня как-то не укладывалось, что Зебадия всерьез отказывается быть нашим командиром. Но теперь я была потрясена, обескуражена и уязвлена.
– Зебадия, что я такого сделала?
