Я обхватила Берти обеими руками, но в этом не было нужды: он не собирался убегать от нас. Восстановительная терапия заняла три минуты сорок три секунды, и я точно знаю, что к концу этих двухсот двадцати трех секунд Берти уже не тосковал по дому и не сокрушался об утраченных возможностях: его боевой дух был на высоте. Когда он целовал меня в последний раз, он без слов дал мне понять, что мне не следовало бы оставаться с ним наедине, если у меня нет серьезных намерений.
Я мысленно взяла это на заметку. А также решила спросить Хильду, не получила ли она такое же предупреждение. Но тут же решила не спрашивать. Во-первых, не было никакого сомнения, что получила, а во-вторых, я же знаю, что она соврала бы мне, если бы нашла это нужным.
Я все жду, когда Хильдочка попросит меня помочь ей в тайных проделках. Это будет означать, что ко мне наконец-то относятся не как к дочурке Джейн, а как относились к самой Джейн, то есть с полным доверием. И я наконец избавлюсь от последних остатков своей позорной ревности – ведь я до сих пор страдаю за свою любимую маму Джейн.
Я достала из сумочки зеркальце, посмотрелась в него, убедилась, что никаких нежелательных следов нет, дождалась, пока они оторвутся друг от друга – на их лицах тоже не было следов.
– Дити, – сказал Берти, – могу я получить эти фотографии на память о том, какой необыкновенный сегодня был день?
– Разумеется. Ая, плац. Все три ваши: снимались специально для вас.
Мы успели точно вовремя.
Три часа спустя я сидела по самые сосочки в изумительной ванне, горячей, пенистой, такой большой, что в ней можно было утонуть, но я не утонула бы, потому что напротив в той же ванне, только по плечи, сидела Хильдочка. Мы перебирали события дня и прихорашивались в преддверии ужина. Ну, по крайней мере чистились.
Хильда сказала:
– Дити, говорю тебе три раза. Бетти страдает заболеванием, которое легче переносится в условиях Марса.
– То есть при тяготении ноль тридцать восемь g она не так сильно ушибется, если упадет? Да… Что было в том чайнике, к которому больше никто не притронулся? Шанель номер пять?
– Лекарство. От нервов.
– Па-анятно. Можно было бы и раньше догадаться, но ты же понимаешь: она приветливая, как щенок, она щедрая, и вообще она хозяйка, а мы гости… Жаль, конечно, что у нее такая постыдная болезнь, но зато ей повезло с мужем, он так ее любит, что навсегда расстался с родиной, лишь бы она могла жить при низком тяготении. Берти настоящий мужчина.
– А что ему светит на родине? У его старшего брата есть сыновья, титул и поместье Берти унаследовать не может. В армии он больших чинов не достигнет, а генерал-губернатор – начальник над всеми и каждым, он здесь представляет государя.
– Я думала, что такое право дается только вице-королям.
– Если верить Скриппи, он и есть самый настоящий вице-король – во всяком случае, в отношениях с русскими. Но скажи, обратила ты внимание, какая тут униформа у горничных?
– Я обращала внимание больше на пирожные. Ну какая: белые передники, белые наколки, простые платья, темно-синие или черные, на них какие-то стрелы.
– «Широкие стрелы», Дити.
– Что-что? О чем ты?
– Британское правительственное клеймо. В этой вселенной Австралия принадлежит голландцам, и британских преступников туда не отправляют. Держись, а то утонешь: их отправляют сюда. Это не просто колония, это исправительная колония.
И что это мир стал так часто покачиваться? Мне пришлось подождать, пока он вновь обретет равновесие. Немного погодя я сказала:
– Может, лучше все-таки колония, чем тюрьма. Берти, по-моему, совсем не тиран. Берти настоящий мужчина. Когда…
Хильда высунулась из ванны, дернула за цепочку, спустила воду в унитазе, потом придвинулась ко мне вплотную. Бачок у них тут был шумный, он урчал и всхлипывал еще довольно долго.
– Ты помнишь, что сказал Зебби, когда затолкал нас в ту, другую ванную комнату и открыл все краны? Приходится исходить из того, что в любом правительственном здании в любой стране помещения для гостей снабжены подслушивающими устройствами. Следи за тем, что говоришь, дорогая.
– Он еще сказал, что нет прямых причин считать, что здесь они тоже… снабжены.
– Но это именно Зебби настоял, чтобы мы провели совещание в машине, а Джейкоб все упрямился, и даже ты была готова совещаться прямо здесь. – Тетя Хильда снова потянула за цепочку. – А Берти и правда настоящий мужчина. Не оставляй меня с ним наедине.
– Может, я уж прямо устрою вам свидание?
– Дити, какая ты, право! Когда выходишь замуж, нужно потерпеть хотя бы двенадцать месяцев: из уважения к мужу и в доказательство того, что ты на это способна.
– А потом можно?
– Конечно нельзя! Это безнравственно, бесстыдно и бессовестно. – Вдруг она хихикнула, обвила мою шею руками и шепнула: – Но если мне когда-нибудь захочется устроить себе тайное свидание, то есть только один человек, на которого я положилась бы: Дити.
Предшествовавшее этому разговору совещание, последовавшее сразу за чаепитием, вызвало кризис, причиной которого послужили наши мужья, хотя и каждый по-своему. Чай был чудесный – пирожные и новые мужчины взывают к моим самым низменным инстинктам. Чай не должен длиться больше часа, но мы провели там значительно больше времени, а я и не думала уходить: мне было весело. Тетя Хильда прорвала образовавшийся вокруг меня кружок и тихо сказала: «Уходим». Мы улыбнулись, попрощались с окружающими, отыскали хозяина дома и поблагодарили его.
– Спасибо, что пришли, – сказал Берти. – Леди Герберт плохо себя почувствовала и просит ее извинить, но за ужином она будет. У нас тут джентльменам полагается быть к ужину в черных галстуках, но Херд-Джоунз сказал мне, что с этим у вас все в порядке, верно?
Напоследок он попросил дать Скриппи знать, когда нам понадобится помощь для переезда; Хильда заверила его, что Скриппи проявляет чудеса заботливости и что комнаты просто восхитительны.
Когда мы вышли, я спросила:
– Где Зебадия?
– Ждет снаружи, на лестнице. Он попросил меня созвать совещание. Не знаю зачем, но Зебадия не стал бы прерывать светское сборище без веской на то причины.
– Так почему мы не пошли к себе в комнаты? И где папа?
– Зебби настаивал на разговоре именно в машине – там нас не подслушаешь. А Джейкоб все еще там, разговаривает с какими-то людьми. Я сказала ему, что мы собираемся в машине прямо сейчас, но он отмахнулся. Дити, ну скажи, как мне в таких условиях отдавать приказы? Они же не выполняются.
– Если папа увлекся дискуссией, его не сдвинуть с места. Иногда бывало так, что он совсем терял ощущение времени, я уже начинала зевать. Но как мы будем совещаться, если его нет?
– Не знаю, милая. А вот и Зебби.
