— Может, все-таки стоило доктору его протестировать, — проворчал Моллен себе под нос.
— Чтобы проверить, целиком ли я здесь? — сказал Джим. — Целиком, я вас уверяю. Просто... просто сейчас все по-другому.
— Ну не знаю, — буркнул Моллен.
— Знаете, это как будто я мыслю свободно, без примеси всех телесных ощущений, которые действовали на мысли как помехи, — объяснил Джим. — Так или иначе, если хотите, я готов отправляться хоть сейчас.
И он снова приподнял «ИДруга» на ладонь над полом.
— Нет, подожди! Спустись обратно, — сказал Моллен.
Джим опустил тело корабля обратно на пол.
— Ты еще не все знаешь, — продолжил Моллен. — У нас есть записи Рауля, которые тебе раньше не давали слушать, — записи о том, что он там нашел, что так напомнило ему о рае и о том, что лааги не знают, что оно там находится. Ты готов их прослушать?
— Разумеется, — сказал Джим. — хоть сейчас. Знаете, это забавно. Теперь время для меня имеет совсем другой смысл. Может, я больше не сплю, как раньше. Нет, погодите, я же спал немного, верно? Сколько я проспал?
— Сколько ты спал? — переспросил Моллен. — Сорок минут. Мы думали, что ты вырубишься на несколько часов.
— Сорок минут!
Джим впервые пригляделся повнимательнее к Мэри и Моллену. У них были усталые и напряженные лица. Моллен, возможно из-за возраста, вообще выглядел очень уставшим.
— Секундочку, — спросил Джим, — который сейчас час?
— Сейчас? Раннее утро, — Моллен поглядел на наручный коммуникатор, — четыре тридцать семь.
— Четыре утра! Это вы не в состоянии слушать записи, — сказал Джим. — Почему бы вам не пойти отдохнуть? Записи можете показать мне потом, когда выспитесь.
— А ты что пока будешь делать? — спросила Мэри.
— Я? — Вопрос удивил Джима. Он немного подумал. — Буду думать, наверное. Так или иначе, минуты, часы, дни — теперь для меня большой разницы нет.
— Почему? — заинтересовалась Мэри. — Можешь объяснить почему?
Джим обдумал это.
— Нет, — сказал он наконец. — Просто нет разницы, и все. Это как я сейчас поднялся с пола, чтобы показать вам, что я могу это сделать. Я не знаю, как я это делаю. Тут я вроде дикаря каменного века. Я знаю, что я могу делать, но не знаю как или почему.
— И все же попробуй ответить...
— Мэри, — сказал Джим. — Если хочешь, оставайся, и мы поговорим сколько угодно. Мне все равно. Ты можешь продолжать, пока не упадешь, но генерал упадет раньше тебя. И наверняка тебе нужно поспать не меньше, чем ему. Пойди поспи; вернешься, когда отдохнешь. Я буду тут, и ничего не изменится.
— А ты не пытаешься просто от нас избавиться и остаться в одиночестве?
— Да не особенно, — сказал Джим. — Я даже не знаю, действительно ли буду думать, пока вас не будет. Наверное, буду, но точно не узнаю, пока не останусь один. Вы выяснили, спал Пенар или просто размышлял?
Моллен пробурчал что-то неразборчивое.
— Нет, — сказала Мэри, — проверить это было невозможно.
— Ну вот, — ответил Джим. — Делайте как знаете. Но правда, почему бы вам не пойти поспать?
— Хорошо, я-то уж точно иду, — решительно произнес Моллен. — Мэри, а ты?
— Наверное, — она перевела взгляд с Джима на генерала, потом опять на Джима, — я и правда устала.
— Приятных сновидений, — вежливо сказал Джим. — Только не забудьте заговорить со мной, когда вернетесь, а то вдруг я сам усну или задумаюсь.
— Тогда спокойной ночи, — хрипло проговорил Моллен.
— Спокойной ночи, — сказала Мэри, и Джиму впервые в жизни пришло в голову, насколько приятнее эти слова звучат в устах женщины.
— Спокойной ночи, — сказал он и пронаблюдал за тем, как они уходят.
Он так и не понял, думал ли он в те часы, что прошли до возвращения Мэри и Моллена, или просто спал. Он знал, что вспомнил многое из своей жизни, как это обычно вспоминают перед тем, как уснуть, — с особой ясностью, будто проживая все заново. Если он и рассуждал или разрешал логически какую-нибудь проблему, потом он этого не помнил. Джим даже намеревался что-нибудь предпринять, чтобы выяснить, как разум работает в таких условиях; но времени было полно, и он не торопился.
Но теперь он понимал, как Рауль мог заблудиться в воспоминаниях. Он так привык к постоянному ощущению своего тела, его усилий, его веса при земной или искусственной гравитации, даже, наверное, ритмам смены дня и ночи, что разум свой считал свободным для мыслей или мечтаний. А на самом деле разум все время получал доклады о состоянии своего физического носителя. Быть только разумом оказалось очень приятно. Джиму пришло в голову, что такое самодостаточное одиночество может оказывать благотворное воздействие на какие-нибудь психические заболевания.
Он никогда так хорошо себя не чувствовал. Но вопрос о сне так и остался вопросом. Он не помнил ни засыпания, ни пробуждения, впрочем, без тела, которое посылало бы сигналы о них, он мог этого и не заметить. Он мог, например, от воспоминаний о событии из прошлого перейти к сну о нем и не заметить этого. Но Джим не помнил и абсурдных происшествий и бессвязности, обычно свойственных снам. Кроме того, он бодрствовал, когда Мэри и Моллен ушли, и когда они снова прошли через клапан шатра и приблизились к нему, он тоже бодрствовал.
— Как дела? — спросила Мэри, подойдя к его корпусу.
— Все по-прежнему, — ответил он. — У меня не было повода меняться. А как вы двое? Отдохнули?
— Да, — ответила Мэри.
— А вы, генерал?
— Да, спасибо. Мне и правда надо было выспаться, — признал Моллен.
У Мэри в руке был небольшой ящик. Она вытянула кабель с одной его стороны и поднесла свободный конец к корпусу; кабель прилип.
— Это те части записей Рауля, которые касаются рая и лаагов, — сказала она.
В корпусе корабля раздался звук голоса Рауля, слышимый только Джиму, если только никто заранее не подсоединил к нему подслушивающее устройство. Джим проверил свои ощущения и ничего не почувствовал.
Но в записях содержалось мало такого, чего бы он уже не знал от Мэри и Моллена. Как правило, это были обрывки фраз, где лааги или рай использовались для сравнения.
«...Лаурентиды. Рай был прекрасен, но лучше дома места нет...»
«...безобразные, вроде этих лаагов. Ну ладно, не безобразные, но ничего прекрасного, прямо как лааги — они не могут себе представить прекрасного...»
«...даже не пришли за мной понаблюдать. Я зря ждал. Похоже, достаточно было того, что я был там. Когда я это понял, то взлетел и двинул домой... Лучше дома места нет...»
«...но они все застряли. Ненормальные лааги, застряли в космосе. Как мухи на липкой бумаге. Ну, не я...»
