— Принято к сведению, — сказала Флайт. Она и инспектор Беллуэзер уже провели телефонную конференцию с прокуратурой, на которой приняли решение не давать Ренвик предварительного просмотра доказательств, которые она собиралась увидеть.
Открыв ноутбук, Флайт повернула его так, чтобы Ренвик и ее адвокат могли ясно видеть экран. Коротышка выглядел встревоженным, а на лице Элизабет было только самодовольство с оттенком любопытства — очевидно, она была уверена, что не оставила следов своих преступлений.
— Я собираюсь поставить Элизабет Ренвик видеофильм длиной в шестнадцать минут. Мы будем смотреть копию: оригинал запечатан в качестве доказательства.
Отснятый материал начинался с крупного плана лица Барри Ренвика с рыбьими глазами, когда он около десяти вечера настраивал камеру и проверял уровень звука. Флайт сразу почувствовала себя неуютно, глядя в глаза человеку, который понятия не имел, что ему осталось жить меньше часа.
На этот раз она была полностью сосредоточена на реакции Элизабет Ренвик на видеозапись. Та затихла, но в остальном все еще сохраняла внешнее спокойствие.
В 10.13 чувствительная к движению камера снова ожила с появлением Элизабет с доставленной едой. Широкий угол камеры охватывал всю кухню, захватывая ее, распаковывающую коробки с карри на разделочном столе, и Барри, который откупоривал вино позади нее за кухонным столом.
Элизабет была в хорошем настроении, подпевала, похоже группе Oasis, звучащей на заднем плане. Сначала Флайт обеспокоило, что та включила музыку на своем телефоне, но звук разговора между братом и сестрой все еще звучал хорошо и ясно.
Когда Барри рассказал сестре, что встречался с полицейским детективом, «расследующим смерть Джери», на следующий день, Элизабет не ответила и даже не подняла глаз, хотя перестала подпевать песне.
Он подошел к ней и положил руки ей на плечи.
— Послушай, Лиззи, я знаю, что ты всегда это отрицала, но мы оба знаем, что это не так. Это была ты, это… ты убила Джеральдину?
— Остановите фильм.
Адвокат, который с нарастающим волнением ерзал на стуле, пристально посмотрел на Флайт.
— Я предлагаю прервать беседу, чтобы я мог переговорить со своим клиентом, — сказал он, взглянув на Элизабет в поисках согласия.
Ее пристальный взгляд не отрывался от экрана, на котором Барри застыл, положив руки на плечи сестры, и ободряюще улыбался. Если бы Флайт должна была описать выражение лица Элизабет, она назвала бы его задумчивым.
— Элизабет? — подсказал адвокат.
— Я хочу посмотреть это, — ее тон не допускал возражений.
— Я бы посоветовал…
Она сделала свирепый жест рукой, и адвокат замолчал, покорно пожав плечами.
Флайт кивнула Джошу, чтобы тот перезапустил фильм. Барри закончил свое письмо к Кэсси, поделившись последней частью своего плана: противостоять его сестре из-за убийства Джеральдины Эдвардс, он втайне записывал этот разговор в надежде, что женщина может признаться. Если Барри не удастся уговорить Элизабет сдаться полиции, он собирался передать пленку Флайт на следующей встрече.
Офицеры, посланные обратно в квартиру Ренвика, быстро обнаружили камеру-обскуру, спрятанную в детекторе дыма. Они никак сначала не могли найти приемное устройство, лишь много позже прислали наконец известие, что нашли его спрятанным внутри корпуса бойлера. На пленке Элизабет ничего не сделала в ответ на обвинение Барри; вместо этого, взявшись за кухонный нож, она принялась энергичными ударами разрезать на четвертинки хлеб.
— Я видел, как это тебя гложет, — продолжал Барри, все еще держа руки у нее на плечах, его голос звучал взволнованно. — Лиззи, Лизбет, ты победишь.
Элизабет резко повернулась к нему, и взгляд Флайт упал на нож, который та все еще держала в руке.
— Я должна была сделать это! — вырвалось у нее. — Когда ты сказал, что она знает все. Я просто… Испугалась.
На этот раз Флайт показалось, что она увидела, как плечи Барри поникли немного от признания его сестры. Возможно, до этого момента он вопреки всему все еще надеялся, что ошибся.
— Я же сказал тебе, что если это случится, я возьму вину на себя, чтобы ты не впутывалась в это дело, — произнес он.
Элизабет яростно замотала головой:
— Я не могла позволить тебе это сделать. Я должна была убрать ее с дороги, чтобы защитить нас обоих.
В комнате для допросов адвокат Элизабет попытался поймать ее глаза, но она проигнорировала его.
В фильме она рассказывала Барри:
— Она могла бы разрушить все, конечно, ты это видишь.
Бет звучала как подросток, пытающийся выпутаться из неприятностей после большой траты телефонных карманных денег.
— Послушай, Лиззи, я пытался понять, можешь ли ты сделать это. Я думал, когда ты… сделаешь его. Но это так… ненормально, — голос Ренвика стал хриплым. — Помнишь то время? В детдоме? Когда ты пошла на ту девушку с ножницами?
— Пэнни Харрисон, — было выплюнуто это имя.
Он посмотрел на нее сверху вниз.
— Ей повезло, что нашелся первый помощник рядом. И тебе повезло, что тебя не отправили в изолятор.
— Только потому, что ты заступился за меня! Сказал им, какая она может быть дура. Ты всегда заботился обо мне. Как же ты можешь предать меня сейчас и позволить им посадить меня в тюрьму?
— Лиззи, тебя отправят в больницу, а не в тюрьму. Тебе нужна помощь, — он убрал волосы с ее лица — родительский жест. — Ты знай, что я буду рядом с тобой. Я тоже буду отбывать срок, не забывай.
— Нет! Это было бы все равно что вернуться в детдом. Почему мы должны это делать? — она улыбнулась. — Почему бы нам не уехать, только ты и я? Вспомни нашу римскую идею! Снять квартиру рядом с фонтаном Треви и кататься на «Веспе»?
В комнате для допросов Элизабет слегка наклонилась вперед, ее глаза были прикованы к сцене, разворачивающейся на экране ноутбука, как будто она была единственным человеком в комнате. При упоминании Рима Флайт смутилась, увидев, как в уголках губ Элизабет появилась обнадеживающая улыбка, прежде чем поняла, что та была прямо там, на кухне у брата, убежденная, что так или иначе на этот раз она могла бы убедить его.
Барри похлопал сестру по плечу руки, которая все еще держала нож.
— Может быть, когда выберемся отсюда.
Ее голова склонилась к его плечу, и они долго молчали. Наконец она заговорила:
— Ты все равно это сделаешь, не так ли? Ты собираешься предать меня.
Барри взял ее за плечи и наклонился, чтобы заглянуть в глаза.
— Это не предательство, Лиззи. Я делаю это потому, что люблю тебя.
Она кивнула, как маленькая соглашающаяся девочка.
— Я люблю тебя тоже.
— Давай сядем и выпьем, обсудим все как следует, — он последний раз сжал ее плечо, затем вернулся на кухню и сел за стол, повернувшись спиной к сестре.
