Тогда что?
– Ти-и-и-хо, – прошептала я, стараясь вложить в слово как можно больше эфира.
Голос зазвучал иначе. Как колокольчик, перезвон утренней росы по свежей листве.
На Дайрена моя магия не действовала. Слишком слабая. Опыта не хватало. Но, может, удастся усмирить менее разумное существо?
Мантикора повернула голову на бок, не переставая следить за мной жгучими глазами. Хвост перестал покачиваться.
Похоже, магия сработала.
– Давай, Джайра, – прошептали губы. – Я просто уйду. Ти-и-и-хо. Ты и не заметишь…
Чудовище не шевелилось. Только тряхнуло шерстью на голове и замерло.
Еще немножко эфира.
Шажок назад. Еще один.
Сердце сейчас выпрыгнет из груди.
Где-то вдали раздался грохот колес кареты. Даже если я закричу, те, кто внутри, не услышат и не помогут. А мантикора разозлится.
– Я просто уйду… – прошептала еще раз, сделав очередной шаг назад.
Зверюга опустила голову. Втянула ноздрями воздух и зарычала.
Заходящее солнце окрасило блестящий хвост в алый. Словно на нем уже была кровь. На секунду я залюбовалась безупречной кожей чудовища, напоминающей жидкий металл. А в следующий миг животное прыгнуло, повалив меня наземь.
Кажется, я все же закричала. Жуткая боль пронзила икру, когда мощные зубы твари вошли в мышцу. Я была готова вот-вот потерять сознание, и только осознание того, что зверюга запросто съест меня и в бесчувственном состоянии, сохраняло рассудок.
Мантикора дернула головой, подтягивая меня к себе.
Флора, как же больно!
Глухой хруст. Похоже – кость.
Видимо, это все-таки конец.
Перед глазами заплясали разноцветные круги. Голова закружилась.
Но в тот миг, когда я уже собиралась плюнуть на все и попрощаться с жизнью, черным ураганом на тропинке появился первый рыцарь мрака.
Уже почти ничего не было видно. От боли все вокруг превратилось в мешанину красок и ярких пятен. В ушах тоже стояла какофония звуков: мой стон, рычание мантикоры…
Рычание Дайрена.
– Какого мрака?.. Почему мантикоры на свободе?!
Снова боль в ноге. Но теперь от ощущения, что клыки животного покидают мышцу.
Если бы я знала, почему мантикоры на свободе. Или я знала?
Голова перестала соображать.
Раздался оглушительный вой.
Я распахнула судорожно сжатые веки и посмотрела перед собой.
Дайрен схватил животное за рыжую шерсть на голове, заставив встать на колени. Затем сжал одной кистью верхнюю челюсть, второй – нижнюю, и с отвратительным хрустом под вой животного сломал тому пасть.
Безжизненная туша упала рядом, а мужчина стремительно подошел ко мне, просовывая окровавленные руки под голову и колени.
– Все в порядке, – бросил он мрачно. – Теперь все будет в порядке…
И, несмотря на его жесткий тембр, мне и правда стало легче. Хотя, может, это вовсе не от слов, а оттого, что я стала слышать биение его сердца. Совсем рядом. Прямо под ухом…
Дайрен поднял меня на руки и быстро понес в особняк. Я не видела ничего вокруг. Только чувствовала кольцо его рук. Горячую грудь, в которой так громко стучало.
– Куда она ужалила тебя? – раздался голос где-то далеко.
Удар в висках. Еще один.
– Арилейна! Куда мантикора ужалила тебя? – слегка встряхнул меня мужчина, заставив раскрыть глаза.
Тяжело. Веки слипались.
– Никуда. Кажется, она не успела, – выдохнула и все-таки отключилась.
Когда я вновь очнулась, долго не могла понять, что произошло. Под головой была мягкая подушка. А в камине комнаты, которую я видела впервые, горел огонь.
За окном давно наступила ночь. И теперь сумеречные блики от огня придавали окружающей обстановке какой-то густой, мрачноватый уют.
Первым, что я увидела, открыв глаза, был высокий белоснежный потолок, по краям которого вилась сложная лепнина. А чуть ниже, на шоколадно-коричневых стенах висели картины с изображением обнаженных женщин. Белые как молоко тела в разных позах лежали на алом шелке.
Щеки мгновенно покраснели, и я начала догадываться, где нахожусь.
Неужели это спальня самого Дайрена? Я так и не узнала, где она находится. А слуги сказали, что туда запрещено заходить посторонним.
Но, стоило отметить, здесь было довольно уютно. Несмотря на присущую культуре фуриянцев вычурную, богатую мрачность, Дайрен каким-то неуловимым образом сумел оживить это помещение. Мелкие детали орнамента на стенах и потолке скорее оттеняли убранство комнаты, чем перетягивали взгляд. Всего один яркий витраж, и тот на дверцах узкого, заостренного к потолку посудного дрессуара. Окна оставались широкими и прозрачными, без тяжеловесных украшательств. Сквозь тонкое стекло светила луна, и мне ужасно хотелось распахнуть створки. Вдохнуть аромат ночи.
А потом я снова перевела взгляд на обнаженные натуры. Как ни крути, они приковывали внимание. Тонкие руки, под разным углом сжимающие багряный шелк. Округлые бедра: сжатые, раскрытые, приподнятые. Груди с алыми сосками, то игриво виднеющимися сквозь тонкую ткань, то бесстыдно открытые взгляду.
Только лиц не было видно. Все они оказались ненавязчиво повернуты в обратную от художника сторону.
Я прикусила губу, опять почувствовав жар на щеках.
– Понравилось? Похоже, ты уже совсем пришла в себя, раз тебя возбуждает вид обнаженных женщин.
Стыд хлестнул кожу, заставив еще сильнее покраснеть.
Повернула голову и увидела Дайрена. Как я не замечала его раньше? Он сидел в кресле у изголовья кровати. Флора, совсем близко!
– Я не… Меня не возбуждает вид обнаженных женщин! – воскликнула я, садясь на кровати и натягивая на себя одеяло.
Под ним больше не было платья. Только тонкая шелковая сорочка с длинными широкими рукавами и завязками под самым горлом.
Жар прокатился по спине, горячей волной опустился вниз и спиралью закрутился где-то в желудке.
Хотелось надеяться, что переодевал меня кто угодно, но не Дайрен. Вслух этот вопрос я так и не смогла задать.
Лицо первого рыцаря мрака было непроницаемым, и я совершенно не могла понять, что творится у него в мыслях. Он подпирал голову рукой и смотрел на меня, почти не мигая. Взгляд, как всегда, был темным и тяжелым.
В следующую секунду мужчина щелкнул пальцами, и картины на стенах прикрылись призрачно-алой тканью, сотканной прямо из воздуха, из теней от дрожащего пламени камина. Всколыхнулся магический шелк, мягкими волнами накрыв нескромные фигуры.
– Спасибо… – сбивчиво проговорила я, не понимая, зачем он это сделал. Неужели чтобы не смущать?
