А еще от непривычного ощущения внутри. Мне слышался стук сердец каждого присутствующего. Я чувствовала каждую эмоцию так, словно она была моей собственной.
Феи не испытывают ничего подобного. И я была оглушена новой информацией. Например, о том, что Элеандора не только ошарашена. Где-то в глубине всего коктейля ее противоречивых эмоций плескался страх.
– Это та фея, которую мы искали? Это она? – воскликнула фурия, развернувшись к Чернокрылым. – Отвечайте мне!
– Да, царица, – глухо проговорил один из трех новичков в отряде. – Но еще недавно она была феей.
Элеандора попятилась назад. Чуть дальше стоял десяток рыцарей из личной охраны. Как только она сделала несколько неуверенных шагов и бросила на них взгляд, воины окружили ее привычным кольцом.
– Это правда, царица, – тут же подтвердил второй из новичков.
– Да… Я чувствую… – после короткой паузы ответила фурия. Все это время она втягивала воздух ноздрями, пытаясь унюхать что-то. Как дикий зверь. Как опасный хищник. – Она пахнет не так, как мы.
Честно говоря, я очень надеялась, что это правда. Что от меня не разило падалью, как от нее самой.
Я перевела взгляд на Нэриэнту. Странное внутреннее чутье заставляло меня изучать происходящее новыми глазами. Теперь я все видела чуть-чуть иначе. И моя старая знакомая фурия сейчас кусала губы, глядя на меня с возмущенным раздражением. Однако теперь я отчетливо понимала, что она злится вовсе не на мое фейское происхождение. А на то, что мне хватило глупости попасться. Сомнений не оставалось: Нэри не хочет моей смерти.
На Дайрена я не хотела смотреть. Боялась. А потому просто опустила взгляд, чувствуя самой кожей, что он глядит на меня, не отрываясь.
В этот момент черное солнце, наконец, коснулось горизонта и вспыхнуло, окрасив небо в цвет багряного пламени. На некоторое время мир вокруг посветлел, отогнав тьму бликами кровавого заката.
Совсем скоро опустится ночь, ознаменовав тем самым начало времени фурий и конец времени фей. Наш конец.
– Что ж, теперь у меня не две игрушки, а полторы. Но ничего. Мне хватит и столько, – зло фыркнула царица.
И я отчетливо ощутила, что она злится на себя за испытанный страх.
Странно это – знать чувства других.
– Следуйте за мной, – приказала она жестко. Густо-фиолетовая магия на ее руках была готова вот-вот создать пространственный переход.
– Проводить пленников в камеры? – вдруг громко спросил Дайрен, заставив меня вздрогнуть, а всех окружающих внезапно замереть. Словно его слово было столь же ценно, как и слово самой царицы.
Элеандора медленно обернулась. На ее тонких кроваво-алых губах сверкнула улыбка.
– Ну уж нет, милый. Эти пленники слишком опасны, чтобы и дальше держать их в темнице. Они умрут этой ночью. Оба.
В следующую секунду она засияла вместе с десятком своих охранников. На поляне остались лишь мы с Чернокрылыми.
И вот теперь я подняла глаза на моего рыцаря. Он смотрел на меня остекленевшим взглядом, в котором будто разом потух весь огонь. Бледное лицо с плотно сжатыми челюстями. Руки в кулаках до хруста.
Я чувствовала, как в его груди отчаянно мечется сердце. Бьется, словно раненое. Горячее.
В несколько шагов он приблизился ко мне, не отрываясь, глядя куда-то внутрь моих глаз. В этот момент Нэри застегнула на шее брата железный ошейник.
Щелкнул замок, отдаваясь в груди холодом. Сейчас я была свободна. Ошейников для фурий, похоже, не существовало. Но один взгляд на Кэльфиана заставил меня вспомнить это ощущение – пронизывающий холод от запертой магии. Мерзкая, гнетущая пустота.
Дайрен остановился напротив меня и, повернувшись к трем новичкам, с трудом проговорил:
– Царица… в садах Медуз. Следуйте за Нериэнтой.
Они молча поклонились. Затем коснулись руки фурии, которая послала Дайрену долгий, тяжелый взгляд и, потянув Кэла за цепь, исчезла вместе со всеми ними.
Мы остались вдвоем. Я слышала, как бьется пульс в висках, горле. Как громко стучит в груди. А еще чувствовала, как скребется что-то острое по ребрам, болезненное рвется наружу. И это были не мои эмоции.
– Зачем ты сбежала? – прорычал мужчина, сдавливая мои плечи. Коснувшись рукой подбородка, заставляя меня смотреть только на него. – Я бы вызволил тебя. Рано или поздно.
– Не вызволил бы, – покачала головой в ответ. Подняла руку, поглаживая безупречно выбритую, гладкую кожу. – Ты бы не пожертвовал своей жизнью ради моей.
Голубые радужки сверкали не хуже двух айсбергов Хладного моря.
– Приятно, что ты веришь в меня, феечка, – процедил он зло, глядя то мне в глаза, то на губы. Будто еще не решил, ударить меня или поцеловать.
– В этом мире у тебя есть все, – выдохнула я, отчаянно желая оказаться в его объятиях. Прижаться к горячей груди, ощутить, как сильные руки обхватывают меня со всех сторон. И уходит печаль. – Положение, власть, деньги, женщины. Все, что ты можешь пожелать, лежит у твоих ног. А у меня есть только брат. И сад, в котором мне уготовано положение статуи из лунного камня. Глупой феечке хватило ума понять, что тебе в моем мире нет места. Как и мне – в твоем.
– Ты ошибаешься, – проговорил он, и я снова почувствовала укол горечи. – В моем мире нет того, что мне нужно. Но в твоем это было.
Он на миг замолчал и осторожно, едва дотрагиваясь, коснулся моих губ своими.
Глаза сами собой закрылись. Болезненно-сладкая дрожь прокатилась по позвоночнику, отдавая во рту привкусом полыни.
– Уходи сейчас, – прошептал он. – Я скажу, что ты сбежала. Не дам им искать тебя…
Я приложила палец к его губам, чувствуя, как по щекам текут слезы.
– Я не брошу брата. Прости.
– Нет, Ари… – начал говорить он, но на этот раз я прервала его, с силой впившись в его мягкие, голодные губы. Жаркие, как огонь вулкана. Ждущие и зовущие меня каждый раз.
Руки Дайрена скользнули по моей спине, вниз, опустились на бедра. Он с каким-то диким остервенением прижал меня к себе, будто я могла раствориться в нем. Остаться навсегда где-то внутри его тела. Рядом с его сердцем.
– Прости, – повторила я, с трудом отстраняясь. – Нам нужно идти.
– Нет, – покачал головой он и сдвинул брови. Но я видела в его глазах, что он понимает: я не отступлюсь.
– Ты знаешь, я засияю сама. Но, боюсь, у царицы появятся вопросы, Дайрен. Давай не будем усложнять.
Мужчина сжал губы добела. В голубых глазах сверкнули молнии, а затем веки тяжело опустились. Дайрен взял меня за запястье, сжимая так сильно, что наверняка останутся следы.
Но я не жаловалась. Мне нравилось чувствовать его.
Пусть и в последний раз.
Мужчина достал из кармана какой-то камень на цепочке, провернул его с хрустом, и мы засияли, окутанные густым сиреневым туманом.
