— Я всегда была с вами, просто далеко, — ответила я.
— Давай не будем об этом говорить снова, — вздохнула она. — Если бы ты позвонила…
— Если бы я могла…
И мы замолчали.
— Мама, поверь, со мной было всё прекрасно. И я очень хотела позвонить. Но оттуда… не ловит телефон…
Она подняла на меня грустные глаза и покачала головой. Не верила.
Потом потянулись долгие кислые дни, в течении которых я пыталась начать новую жизнь. Нашла другую работу, бросила пение.
Но раз в неделю в полночь я стала выходить гулять. Сначала это были просто прогулки, навевающие воспоминания, от которых сжималось сердце. А потом я поняла, что неосознанно ищу способ снова провалиться в разлом. Это стало для меня откровением. Отправной точкой. Вся жизнь без Лерана потеряла свои краски. А значит, был только один шанс всё изменить — найти способ вернуться на Беану.
Глупо, наверно, сперва пытаться убежать от мужчины, а затем с тем же пылом пытаться вернуться обратно. В принципе, именно так я себя и чувствовала. Глупым чикен-макнаггетсом. Но хорошо рассуждать со стороны, когда эмоции не мешают, да и сам не участвуешь в процессе. В театре, например, или кино. А лучше за монитором компьютера, читая чью-нибудь душещипательную историю любви. В жизни же быть разумным получается редко. Как говорится: «Умные люди — странный предмет. В интернете их куча, а нигде больше нет».
Не знаю, как я планировала вернуться обратно. Всё ж таки парки России не усеяны разломами в иные миры. Но теперь я осознанно готовилась к переходу.
Перед этим на столе в моей комнате появлялось письмо для родителей, приготовленное заранее. В нём рассказывалось, что я снова вынуждена уехать, потому что помирилась со своим «возлюбленным». Писала, что он — мечта всей моей жизни, и без него мне — никак. Мол, не беспокойтесь, дорогие мои. Со мной всё хорошо.
Хиленькое обоснование собственной пропажи, но родители хотя бы не будут думать, что я мертва.
Затем я шла в местный парк, не забывая на этот раз прихватить с собой отцовский электрошокер. Ну так, на всякий случай. Шла и вспоминала Лерана. Конечно, я пыталась колдовать. Однако, магия не работала. Все потуги призвать материю оказались бесполезны. И самостоятельных разломов в Воронежском парке, ясный перец, не находилось. Не знаю, может, это злой рок, а, может, дело в том, что в разломы засасывает только полуголых дев в халате и тапочках. Но приходилось мне возвращаться домой ни с чем, убирать письмо и ложиться спать в ожидании следующего раза.
Примерно через месяц надежда начала потихоньку улетучиваться.
Пятничным вечером после долгой рабочей недели я сидела у зеркала и причёсывала волосы. Кстати, они так и продолжали расти розовыми. Хорошо, что пока этого никто кроме меня не замечал.
Я только что вышла из душа, накинула свой халат, который носила ещё в школе. Он оказался на пару размеров меньше. Сегодня, как и всегда, я должна была одеться и выйти в парк. Но мне не хотелось. Внутри поселилось стойкое ощущение бесполезности этого предприятия. Стоило признаться самой себе, что Лерана я больше не увижу. Но это было так больно!
Я тихонько достала из заначки бутылку тёмного кубинского рома и налила себе полный стакан. Соседний стакан наполнила колой. Родители сегодня уехали на дачу, я, как всегда отказалась. По выходным я обычно искала себе съёмное жилье и ходила смотреть квартиры. Так что сегодня могла спокойно напиться без нравоучений.
Этот день должен был стать днём прощания с воспоминаниями. Я достала тот самый брючный костюм, в котором меня перенёс разлом. Не видела его с того самого дня. Не хотела бередить старые раны.
Залпом выпила три больших глотка рома. Запила. Горло обожгло тростниковой сладостью, затем охладило ледяными пузыриками. В желудке потеплело.
Замшевый костюм очень необычного кроя лежал на ковре. Сегодня я собиралась его выкинуть, предварительно отдав вещице все почести. Коснулась мягкой ткани, вспоминая жилетку лайета Дайше. Она была сделана из похожего материала. Закрыла глаза, пытаясь вспомнить лицо Лерана. Но черты размывались. Я видела лишь его ослепительно-сиреневые глаза.
Ещё несколько глотков. В движениях появилась приятная лёгкость, и я знаю, что это ещё не всё. Потом будет хуже. Но мне наплевать. Иначе у меня просто не хватит сил.
Провела рукой по ткани, и вдруг пальцы словно споткнулись обо что-то. У меня перехватило дыхание. Трясущейся рукой я достала из кармана амулет на чёрной цепочке. Тёмный металл блеснул в электрическом свете.
— Не может быть, — прошептала я, вглядываясь в таинственную вещицу. Любопытство вспыхнуло с новой силой. — Ну, уж теперь-то я узнаю, что там внутри!
Метнулась к шкафу и легко нашла ножнички с острыми носиками. Подцепила замочек украшения, с силой надавила и — вуаля! Амулет раскрылся! А я ткнула кончиками себе в палец. Ну да ничего — это малая цена за возможность узреть… клочок волос.
Тьфу.
— И ради этого все труды? — проворчала я, чувствуя, что языком ворочать стало труднее.
Вынула из амулета короткую белую прядь, вспоминая, что девушка на портрете, жена Лерана, тоже была блондинкой.
— Отлично, — фыркнула я. — Ну, хорошо, хоть не чёрные и кудрявые…
А затем бросила светлую прядь с алым пятном на пол. Из моего раненого пальца шла кровь. Отвернулась, положив его в рот, и не поверила, услыхав за спиной:
— Как же долго я ждала этого дня…
Я медленно посмотрела через плечо и тихо охнула. Посреди комнаты стояла молодая женщина. У неё было красивое лицо, отмеченное бледностью, длинные пепельные волосы и родинка над губой. Не узнать эту даму было просто невозможно.
— Кали? — промямлила я, вспоминая имя, которое делили между собой индийская богиня и мёртвая жена Лерана.
— Ты меня знаешь? — вскинула она тонкую бровь. Большие глаза ослепляли почти фосфоресцирующей зеленью.
— Супруга лайета Дайше, — ответила я, вдруг икнув.
Женщина бросила на меня недоуменный взгляд. А затем ответила:
— Моё имя — Энгерлена Вар Деральин, — раздалось гордое, — и в народе меня зовут Матерью эриний.
Не будь я уже пьяна, наверно, испугалась бы. А сейчас?..
— А «Кали», значит, прозвище? — медленно произнесла я, опираясь о шкаф спиной. Так стоять было куда удобнее! Ещё бы доковылять до кресла, вытянуть ножки…
— Это никогда не было моим именем, — фыркнула она с отвращением. — Я — малахитовая эриния, единственное и самое великое дитя Эреба!
На секунду она замолчала, потягиваясь, словно разминая кости.
— Мне нужно было тело, чтобы воплотиться на Беане. Моё собственное не способно проникнуть через крохотные разломы. И я заняла плоть этой женщины, Кали.
У меня перехватило дыхание. Так это что, на самом деле со мной происходит?.. Может, пить надо меньше? Или больше?
