Неустранимая трудность не в количестве объектов для научной классификации, а в слабости главного и единственного инструмента для систематизации – человеческого языка. Витгенштейн задавался вопросом, почему бы не обозначать словом «бубубу» ситуацию «Если не будет дождя, то я пойду гулять» [2]. Так вот, для создания терминологической карты всех человеческих аффектов понадобится огромное количество «бубубу», новых слов, ранее никогда не существовавших. В сравнении с такой перспективой тестирование когнитивных функций – простая, если не сказать, примитивная задача.
Еще одним фактором, повлиявшим на смещение психиатрии в сторону от аффективной сферы, стало дарвиновское отношение к эмоциям. Эмоции, по Дарвину, унаследованы от животных. Человеческие эмоции единосущны эмоциям животных, потому что служат одной и той же цели – обеспечить определенную поведенческую реакцию на стимул. Раз так, то и нет нужды строить отдельный фундамент для исследования человеческих аффектов.
Изучение мозга тоже пошло в обход этой сферы. Анатомов интересовали, главным образом, центры речи, восприятия и контроля движений.
***
Казалось бы, психодинамическая психотерапия должна была повысить статус аффектов. Но, например, у такого яркого представителя психодинамической традиции, как Фрейд, было очень путаное представление об аффекте. Настолько путаное, что он не мог прояснить его сам для себя. В работе «Торможение, симптом и тревога» (1926 г.) он начинает рассуждать о тревоге и, между прочим, делает важное признание: «В первую очередь тревога представляет собой нечто ощущаемое. Мы называем это аффективным состоянием, хотя и не знаем, что такое аффект».
С одной стороны, Фрейд смотрит на аффекты как на описательные категории. С другой стороны, ему важно составить такую картину психики, в которой аффекты будут выглядеть одновременно как часть внутрипсихического процесса и как топливо для этого процесса. Но все равно, у аффективного в психоанализе лишь вторая роль. Эмоции служат индикаторами наличия внутреннего конфликта в бессознательном и не более того.
Аффективные расстройства не интересовали ни Блейлера, ни Ясперса, которого они, по идее, должны были заинтересовать по причине его увлеченности феноменологией.
Крепелин тоже не видел в сфере аффекта чего-то особенно важного. Неправильно думать, что он разделял dementia praecox
[41] и маниакально-депрессивный психоз для того, чтобы отделить болезнь рассудка от болезни аффекта [3]. По Крепелину, аффективный аспект не главный в маниакально-депрессивном психозе. Главное, что его отличает от dementia praecox, – хороший прогноз и чередование стадий возбуждения и торможения.
Современный психолог не противопоставляет чувства мыслям, аффективное – когнитивному. Но граница между двумя сферами психики по-прежнему считается важным элементом человеческой психогеографии. И внимание при исследовании психопатологии преимущественно направляется в сторону когнитивно-поведенческого домена.
Психиатры проявляют несбалансированно сильный интерес к ситуации, описанной Хармсом в прозаической миниатюре, начинающейся фразой «Удивительный случай случился со мной: я вдруг забыл, что идет раньше – 7 или 8». Почему-то именно подобные проявления «когнитивного дефицита» отвлекают на себя много сил психиатрической науки, мешая всерьез углубиться в изучение аффектов.
Аарон Бек – крупный авторитет в области лечения депрессии, в его позиции кристаллизуется опыт многих специалистов нескольких поколений. Показательно то, что он привязывает свое описание депрессии к модели, в которой мышление ведет за собой эмоции. Бек пишет о первичной триаде депрессии, состоящей из когнитивных паттернов, вызывающих депрессивное состояние. Для этого состояния характерны определенные нарушения в сфере аффекта и мотивации. Но начинается все с трех Больших неправильных мыслей: с негативного представления о мире, о себе и о своем будущем [4].
Депрессия в такой трактовке понимается как продукт некорректного мышления. Ошибки в процессе думания о мире, себе и будущем складываются в глобальную систему. Все принципы логического мышления нарушаются депрессивным человеком, каждый последующий шаг в его рассуждениях добавляет новое искажение, все сделанные им выводы ложны. Возникшая система логических ошибок порождает последствия в виде каскада болезненных эмоций. «Аффективное состояние может рассматриваться как следствие того, как люди видят себя и окружающий мир», – пишет Бек [5]. Так как они видят себя и мир неправильно, т. е. допускают много погрешностей при решении задач жизненной математики, у них развиваются аффективные расстройства. Область аффекта, включая настроение, зависит, таким образом, от того, как человек структурирует свой опыт – делает он это рационально, не согрешая против разумности, или впадает в иррациональность, путаясь в том, что идет раньше, 7 или 8.
Вся солидность здания когнитивно-поведенческой психотерапии зиждется на основании приведенных тезисов. Примечательно, что дискриминация сферы аффекта достигает своего апогея в терапевтической школе, которая, как можно было бы ожидать, отнесется к самочувствию человека почтительнее, чем биологическая психиатрия. Но в когнитивно-поведенческой психотерапии эмоциональная составляющая жизни человека понимается как придаток к мыслительной активности.
Главный принцип когнитивной терапии звучит так: «Любое настроение – это продукт человеческого познания и мышления, то есть система доверия к какому-нибудь предмету, явлению или человеку» [6]. Если смотреть под таким углом зрения на эмоциональные расстройства, то они выглядят, как всего лишь аранжировки основной проблемы. Основная проблема человека всегда в мыслях, а не в чувствах, которые вторичны по отношению к мыслям. «Каждое “плохое чувство” – результат действия негативных мыслей, поэтому можно сказать, что захвативший больного пессимизм играет главную роль в развитии и поддержании депрессии. Настроение полностью соответствует тому, что думает индивидуум» [7].
А если это не так?
***
В цитируемой книге о когнитивно-поведенческой терапии психологическое состояние сравнивается с работой радиоприемника:
«Депрессия всегда является результатом постоянного нарушения оценки событий. Плохое настроение можно сравнить с некачественным звучанием музыки из радиоприемника, где неточно настроен прием. Здесь проблема не в том, что приемник сломан или в плохую погоду недостаточно хорошо принимает сигнал от станции – просто неточна настройка. Так и при плохом настроении – просто неточна настройка. Когда же больной научится пользоваться «психической настройкой», то «музыка» будет звучать прекрасно и депрессия пойдет на спад» [8].
Ценность этой метафоры в том, что она помогает направить мысль в другую сторону, туда, где к настроению относятся совсем по-другому. Я имею в виду философию Хайдеггера.
Для Хайдеггера настроение – это и есть то, что настраивает приемник. Не человек пользуется «психической настройкой», а настройка определяет то, как живет человек.
