Но разве сциентизму как идеологии тотальной научности противостоит исключительно невежество? Ведь есть другой, менее дерзостный стиль исследования мира. Смиренное признание дефективности любой картины мира в науке – разве это мешает двигаться дальше?
Если говорить конкретно о биологической психиатрии, то она не должна бороться за трон абсолютного монарха. Статус науки, овладевшей универсальным ключом ко всем тайникам мира, плох тем, что наука с таким самомнением не способна к творчеству.
Изобразим положение в современной психиатрии с помощью образов из фильма «Побег из Шоушенка» или любой другой истории о заключенных в тюрьме. Для освобождения им нужно найти новый способ убежать. Все старые способы были привязаны к одной и той же тактике – подкупу надзирателей. Один надзиратель разрешал уйти на один день. Другой – на два дня (т. е. эффективность увеличивалась в два раза). Но ни в каком случае, никогда, никто из надзирателей не отпускал насовсем. Тем, кому нужна полная свобода, требуется вооружиться новой тактикой.
Можно, вместо того чтобы договариваться с коррумпированным персоналом, начать рыть подкоп. Главное и на первый взгляд единственное преимущество нового подхода в том, что он дает беглецам больше самостоятельности и открывает некие новые, ранее неизвестные возможности. Финалом этого проекта может стать обретение свободы, но также есть вероятность того, что подземный ход упрется в тупик – подземную стену, могильник радиоактивных отходов, подвал соседней тюрьмы, портал в ад и т. п. Важна не финальная точка. Важно то, что по пути будет обнаружено нечто, радикально меняющее ситуацию. Совершенно случайно беглецы найдут сокровища древних инков, и это поможет им не просто подкупить администрацию, но выкупить в частную собственность всю тюрьму до последнего камешка, чтобы в атмосфере всеобщего праздника сровнять ее с землей.
Бывает, что движение по маршруту с вероятно ложной (в смысле недостойной усилий и не отвечающей на исходный запрос) целью само по себе приносит пользу. Так когда-то упорно изучали промежуточный мозг, долгое время бывший эпистемологически приоритетным объектом в психиатрии.
Для укрепления концепции промежуточного мозга в психиатрии очень много было сделано французским врачом Жаном Деле, который опубликовал несколько книг о том, как важен промежуточный мозг для эмоционального баланса. В 1953 г. Деле сформулировал цель психиатрического лечения – исправить работу промежуточного мозга. При этом основным методом лечения считался электрошок.
В 1940–50 гг. учебники и монографии по психиатрии были переполнены информацией о промежуточном мозге. Казалось, что медицина наконец-таки доросла до биологического объяснения психических болезней, которое, к тому же, претендовало на универсальный характер. Работы Деле вдохновили на то, чтобы считать промежуточный мозг биологической базой для психозов. И не только психозов. Мания и депрессия, истерия и каталепсия – все эти состояния психиатры стремились привязать к аномалиям в промежуточном мозге.
В публикациях 1950-х гг. нарушение работы промежуточного мозга называют «самым успешным из ныне существующих объяснений психических расстройств» [11]. Революционное и поворотное для истории психиатрической науки изобретение хлорпромазина произошло именно в этом контексте. Предполагалось, что с помощью хлорпромазина получится перенастроить работу промежуточного мозга.
Дальнейшие исследования изменили представление о роли промежуточного мозга. Вскоре стало ясно, что за многие функции отвечает на самом деле не промежуточный мозг, а другие части головного мозга. Про великие надежды, связанные с промежуточным мозгом, легко забыли, увлекшись новыми темами.
История с промежуточным мозгом учит тому, что делать чрезмерный акцент на чем-то одном при изучении психопатологии – это нормально, без этого наука не может двигаться вперед. Но мы никогда не знаем, как изучение выбранной темы изменит наше знание в целом и какие будут последствия у сегодняшних исследований для завтрашнего дня.
Нет никаких причин, обязывающих каждого честного человека веровать и исповедовать, что нейронаука воистину есть спасение человеков, и еще веровать, что биологическая психиатрия – истина, воцарившаяся во веки веков. К нейроцентризму надо относиться как к новой перспективной тактике, востребованной после того, как все возможности прошлой тактики достигли своих пределов.
Феноменологическая психиатрия показала все, на что способна. Не феноменология как философское направление, а феноменология как диагностический метод уже никогда не даст ничего качественно нового врачам и исследователям.
Только отчаянно смелая новизна даст людям надежду на нечто большее, чем чуть более длительная ремиссия и чуть менее частые рецидивы. Если сейчас такую надежду дает «безжалостная» нейронаучная редукция, то пусть так и будет. Безжалостность в данном случае лучше беспомощности.
***
1. Dennett Daniel C. Consciousness Explained. Little, Brown & Company, 1991.
2. Woodward Billy. Scientists Greater Than Einstein: The Biggest Lifesavers of the Twentieth Century. Quill Driver Books, 2009.
3. Bickle J. Philosophy and Neuroscience: A Ruthlessly Reductive Account, Springer Science & Business Media, 2003.
4. Bartels A., Zeki S., The neural Basis of Romantic Love. NeuroReport 11 (17), 2000. 3829–3834.
5. Feldman R. The Neurobiology of Human Attachments. Trends in Cognitive Sciences, 2017, Volume 21, Issue 2, 80–99.
6. Porges SW. The Polyvagal Perspective. Biological psychology. 2007;74 (2):116–143.
7. J. Bickle, ibid. P. 158.
8. Nair DG. About Being BOLD. Brain Res Brain Res Rev. 2005 Dec 15;50(2):229–43.
9. Kagan J. What is emotion? Yale University Press, 2007, p. 82.
10. «Syllabus Errorum», список осуждаемых учений и принципов, изданный папой Пием IX в 1864 г.
11. Emilie Bovet. Biography of a Brain Structure: Studying the Diencephalon as an Epistemic Object» Philosophical Issues in Psychiatry III. The Nature and Sources of Historical Change. Oxford University Press, 2015, pp. 123–139.
