Лаки кивнула.
— Как скажете, Дана. Но я перескажу всё своему руководству. Если только вы не заставите меня с Вадимом забыть всё, что мы услышим.
Иоана улыбнулась и вздохнула.
— Мы никому не стираем память, — покачала головой Дана. — Пересказывайте, если хотите, своими словами. Слушайте.
* * *
Полчаса примерно занял тот рассказ, а потом Дана намекнула, что у неё много дел. И ещё раз поблагодарила за пожертвование.
— Вам точно не нужна защита? — Лаки замерла у выхода во двор. Их провожали обе — и Дана, и Иоана. — Происходит что-то странное. Мы ничего не потребуем взамен.
— Мы справимся, Лаки. Спасибо за предложение. Как я могу с вами связаться?
— Можно лист бумаги и карандаш? — Лаки дождалась, когда принесут и то, и другое. — Вы ведь пользуетесь Интернетом? Передайте привет вот этому человеку на любом публичном форуме. И оставьте адрес, по которому с вами можно связаться. Если срочно, позвоните по этому номеру, попросите пригласить человека, чьё имя написано, — протянула Дане визитную карточку. — До свидания!
Она отворила дверь. Оба ротвейлера сидели за ней, по обе стороны от дорожки.
— Жан, Ришар — проводите гостей! — Дана не стала выходить наружу. — И спасибо вам за бдительность! Доброго пути, Лаки — доброго пути, Вадим.
К удивлению Лаки и Вадима, оба пса посмотрели в глаза хозяйки, и кивнули. Совершенно человеческий жест!
— Как говорят в России, «загрузили», — призналась Лаки, едва только за ними закрылась стальная дверь. — Через полчаса будем на базе. И готовься писать отчёт. Рука устанет, точно говорю.
День 37
Полюс недоступности
Вадим приподнялся на локте, посмотрел на часы. Три часа пять минут ночи. Так-так. Ложусь спать всё позже, встаю всё раньше. И ощущение, что выспался!
…Пока стоял под душем, вспоминал вчерашние события. Столько всего было — казалось, неделю назад их с Лаки занесло в «заводь Даны». А уж её рассказ… Вадим тоже пересказал его — своими словами. В конце концов, Дана прекрасно понимала, что руководство и так всё прочтёт. Было бы по-настоящему тайной — ничего не рассказала бы.
…Мы всё подготовили, мы с Дору. Дору Ионеску, он жил в соседней деревне. Всё обговорили. Мы хотели убежать вместе, и никогда не возвращаться. Ничего толком не обдумали, конечно — главное, уйти подальше от деревни. Но родители как-то узнали, или заподозрили, всё решили — за меня. А когда я добежала до оврага, где должен был ждать Дору, увидела только кровь на земле — много крови. И лоскут его рубашки. Тоже в крови.
…Не помню, почему в лес побежала. Потом уже, намного позже, вспомнила, что Дору говорил про лодку. Наверное, к ней бежала. И попала в ловушку. Кто-то из них кричал, что лучше мне выйти по-хорошему — и ничего тогда не будет; а сопляка этого, который сбежать надоумил, уже нашли и наказали как следует. А потом был ваш голос — я посмотрела, но никого не увидела. Потом уже ничего не было — помню только темноту и холод. А потом словно музыка заиграла. Я потом её слышала несколько раз, и удивлялась, такая красивая. И вдруг смогла дышать, хотя вокруг вода была. И как будто голос услышала, ни слова понятного не сказал, но я всё поняла. Зачем, меня спросили. И померещилось, что надо мной ангел висит, крыльями машет. И смотрит, и ответа ждёт. Говорить я не могла, но всё вспомнила, весь этот ужас, с момента, как из дома выбралась.
…И ничего потом не помнила. Спи, сказали мне, и ничего не бойся, тебе не причинят зла. Слов никаких не было, но как будто именно так сказали. Я проснулась утром, и была всё в том же платье, и туфлях, и одежда вся чистая и как будто светится — настолько белая. Не помню, куда я потом пошла. Всё как в тумане. Пока до железной дороги добиралась, услышала, что у нас в деревне пожар был. И все мне помогали, кого просила — слова грубого не сказали, ни разу не оттолкнули. Потом много чего было, целую жизнь успела прожить — всё было: и война, и мир, и испытаний столько — никому не пожелаешь. И настоящая семья, где все друг друга любят.
…Иоана тем летом осиротела — моя младшая и муж её в горах погибли, под лавину попали. А через месяц их дочь заболела — да так, что врачи руки опустили. Лихорадка, отчего и почему — никто понять не мог. Сгорала, словно свеча. Я тогда в больнице с ней осталась — сказали мне, держитесь: утра она уже не увидит. Одни мы остались с ней, мужа предыдущей весной похоронила, старшие дети разъехались — разбросала нас жизнь. Не знаю, как это было — самой захотелось уснуть, вместе с Иоаной, и не просыпаться уже, никогда. И тут в палате светло стало, словно кто с фонарём зашёл. Я голову поднимаю — и себя вижу. Ту самую — то самое платье, туфли, косы. И снова ту чудную музыку услышала, и снова спросили меня: зачем? Я что-то говорила, помню, а потом она, в белом платье, как будто туманом стала, облаком — сквозь меня пролетела, сквозь Иоану. Внучка моя дышала с трудом, ужасный был хрип — и вдруг прекратился. Я так и упала — сил уже не было, поняла только: всё, кончено. А потом очнулась от того, что Иоана меня тормошит. Бабушка, вставай! Бабушка, а почему мы в больнице? Тебе плохо было?
…И с тех пор мы с ней горя не знали. А когда Иоана выросла, и мы поняли, что у неё Дар… а потом поняли, что и я не такая, как все — всё снова изменилось. Всё пошло по-другому; мы с ней с тех пор даже и не чихнули ни разу, все болезни и неприятности стороной обходят.
…Я не знаю, почему именно такой дом себе построила. Иоана сумела скрыть его — талантливая девочка, и никогда свой Дар во зло не обращала. И я с неё пример беру. И никогда больше ту, в белом платье, не видела. Хотя иногда очень хотелось увидеть. Мне кажется, теперь я смогла бы ответить, зачем.
* * *
— …Вадим? — его аккуратно потормошили. — Не выспался?
Магна. В спортивном костюме. Вадим понял, что сидит, уткнувшись локтями в стол, спрятав лицо в ладонях. Рассказ Даны не шёл из головы. Видно было, с каким трудом он ей дался. Иоана, последние пять минут рассказа, встала за спинкой бабушкиного кресла, положила ладони ей на плечи, и закрыла глаза. Лицо её было спокойным на вид, только слёзы стекали по щекам, одна за другой.
— Задумался, — признался он. — Что-то случилось?
Магна улыбнулась во весь рот.
— Идём, позанимаемся. Заодно оценим твоё физическое состояние. Дай угадаю: единственная зарядка, которую ты делал — это прогулка до работы и обратно.
— Верно, — признал Вадим. А это мысль — и почему раньше не было идеи зайти в спортзал?
Магна шла рядом, на лице — ни следа неудовольствия. А то вечно хмурый вид, чаще угрюмая, чем весёлая. А сейчас не узнать.
— Раздевалка там, — указала Магна. — Сам увидишь.
Чисто и почти стерильно — как в операционной. Или в морге, подумал Вадим. Здешний морг, рабочее место Травматурга, настолько чист и лишён всяких запахов, что и не подумаешь поначалу о его назначении. Никогда не понимал, как можно выбрать такую профессию, подумал Вадим, заканчивая переодеваться.
