Тут специалисты по сборке развалившихся старушек наконец сообразили, что речь идет о них. И о том, что Иван Сергеевич собирается сослать их в деревню, где за хлебом надо ходить пять километров. Видно, тот еще очаг культуры эта деревня.
Ирка в сердцах так швырнула селедку, что та, скользнув по изгибу кухонной мойки, выскочила на пол.
Подбери – движением брови приказал Иван Сергеевич. У него эти игры в капризную принцессу не проходили. Блинкову-младшему жаль стало Ирку. Он вернул прыгучую сельдь на место и шепнул:
– Ничего, Ир, вдвоем не так скучно. В лес ходить будем…
– …А по вечерам ты станешь плести лапти, а я прясть при лучине, – продолжила эта ехидина. – Размечтался! Да я сроду не жила в деревне и не собираюсь! Там, наверное, ничего нет! Ванной нет! Телека нет!… – Она сделала трагическую паузу и закончила голосом человека, приговоренного к расстрелу тупыми пулями: – ТАМ, НАВЕРНОЕ, И ТЕЛЕФОНА НЕТ!!!
– Тише, болтуны, – шикнул на них Иван Сергеевич. А телефонному Николаю сказал:
– Сейчас и подъезжай, чего тянуть? Нет, до субботы не терпит. Завтра днем я уезжаю. Есть! Ой, погоди, нет! Я повезу Ольгу в аэропорт, вернусь часа через два. Если подъедешь раньше, меня не дожидайся. Забирай ребят и езжай, у вас дорога долгая. Теперь есть!
Блинков-младший не первый раз заметил, что, когда полковник говорит на прощание своим сослуживцам: «Есть!» – это у него звучит как: «Выполняйте!» А «Есть!», сказанное друзьям, означает: «Всего вам доброго, извините, если что не так».
– Задача ясна? – спросил полковник, положив трубку.
– Старушку по частям собирать, если развалится, – отрапортовала Ирка. – Пап, У тебя совесть есть? Мы, что ли, декабристы, чтобы нас в деревню ссылать?
– Можешь взять с собой тетрадку и записывать все, что обо мне думаешь. Я прочту, обещаю, – отрезал Иван Сергеевич. – Мы с Николаем хотели тебя попросить, – приказным тоном продолжал он, – чтоб ты помогла его бабушке. Она совсем старенькая. В деревне одной тяжело, а в город она переезжать не хочет. Осенью-то, конечно, переедет, как начнутся холода. А пока вы поживете у нее на парном молоке, ночевать будете на свежескошенном сене. – Теперь голос у полковника стал завлекающим и ласковым, как будто он читал на ночь сказку кому-то малолетнему. – Вы будете абсолютно самостоятельны. Ну и поможете немного. Пойдете в магазин для себя и заодно бабке хлебца возьмете.
– А Митька без меня не может помочь бабке на парном молоке? – осведомилась вредная Ирка.
– Не может! В хозяйстве нужен женский глаз, – отрезал полковник. – Поставь картошку вариться в мундирах и собирай вещи. Николай будет через час. Если успеете, поешьте. А так, выгребай из холодильника что найдешь. В деревне все пригодится. Мы с Митькой пошли, ему тоже собраться надо.
Лицо у полковника было строгое, как будто он командовал строем бойцов. И с этим строгим лицом он поцеловал готовую разреветься Ирку и сказал:
– Ирина, это не моя родительская блажь, так действительно нужно. Ты мне очень поможешь.
И они с Блинковым-младшим ушли не оборачиваясь. Потому что, если обернуться, Ирка бы точно разревелась, а на утешения времени у них не было.
– Деньги возьми все, какие там есть! – крикнул ей из прихожей полковник. – У меня завтра получка.
Блинков-младший подумал, что его строгая мама – просто олененок Бэмби по сравнению с Иваном Сергеевичем.
Глава II.
Предупреждение «Олененка Бэмби»
Каждому офицеру положено иметь чемодан с заранее уложенными вещами. Офицер служит, растит детей, ходит в кино и в булочную, отмечает дни рождения, а чемодан стоит где-нибудь в шкафу и терпеливо ждет. Если поступит приказ, офицер возьмет его и, не теряя ни минуты, уедет по тревоге. Этот чемодан так и называют – тревожным.
Разумеется, у мамы был тревожный чемодан, поэтому ее сборы состояли в том, что она выложила оттуда ненужный в дальней командировке план Москвы, закрыла все окна в квартире и повыдергивала все вилки из розеток.
Блинков-младший и полковник застали ее за телефонным разговором. Доносчица Ирка позвонила, пока они шли через двор, и выложила все, что не стал говорить по телефону ее папа.
– Ну и ничего страшного, – начал оправдываться Иван Сергеевич, поняв, с кем разговаривала мама. – Николай мне не чужой, я его от сержанта до офицера вырастил. И бабуля его надежнейший человек. Бабушки вообще воспитывают детей лучше, чем родители, потому что им больше делать нечего.
Мама на каждое слово согласно кивала. Ей некуда было деваться: командировку отменять поздно.
– И Митькиному кролику в деревне будет хорошо, – привел последний аргумент полковник.
– Ну, разве что кролику, – вздохнула мама и сказала, не глядя на единственного сына:
– Митек, я там уложила тебе папин рюкзак. Пойди, проверь, – может, что-нибудь забыла.
Понятно: отсылают с глаз долой, чтобы не мешал разговаривать. Блинков-младший поплелся к себе, а полковник с мамой остались шептаться.
Кролик жил на подоконнике, в цветочном ящике с землей. Он сам выбрал это место, собственнолапно вырыл себе нору и умел вскакивать с пола на стул, со стула в ящик. А так был редкостный дурак: не понимал, когда его хвалят, когда ругают, а когда обедать зовут. Блинков-младший любил его, потому что спас кролика от собаки, а люди обычно хорошо относятся к тем, кому сделали добро.
Он разыскал старую корзинку и постелил в нее свое детское одеяльце. Разговаривать с кроликом было неинтересно, поэтому Блинков-младший молча вытащил его из норы, пересадил в корзину и сунул ему недоеденную кочерыжку. А потом решил пересчитать уставный капитал своего банка, хотя и так прекрасно знал, что у него двести тридцать четыре доллара, в том числе один металлический и два – мелочью. Это был результат полутора лет строжайшей экономии и мелких коммерческих сделок. Было бы опрометчиво оставлять такую сумму в пустой квартире, когда в стране разгул преступности.
Блинков-младший переложил старый папин бумажник с уставным капиталом в рюкзак, побросал туда несколько книг и вышел в коридор. Голоса мамы и полковника доносились из кухни.
– Я прошу тебя приглядеть за сыном, а ты суешь его в оперативное мероприятие! Ванечка, ты с ума сошел! – ужасалась мама.
Иван Сергеевич убежденно бубнил в ответ:
– Оля, у наших с тобой служб разная специфика. В налоговой полиции главная опасность – когда мы приходим, а бухгалтер неучтенные деньги выбрасывает в мусорную корзину. Неужели ты считаешь меня таким служакой и сухарем, что я способен ради успеха операции подставить Митьку и собственную дочь?! Ничего с ними не случится. При малейшей опасности наш человек выведет их из игры и прикроет всеми способами, вплоть до огня на поражение!
– Ага, значит, ты все-таки допускаешь, что потребуется применить оружие?! – ухватила самую суть мама.
