«Он» проходит по перрону мимо солдатских спин, в которых не ощущает ничего общего со своими земляками. Его деловитый взгляд скользит по их погонам.
В центре вагона метро «он» стоит один, обхватив обеими руками латунный держатель. Его глаза быстро осмотрели стоявшую ручную кладь и с тоской остановились на детском темечке. «Он» с улыбкой прислушивается к разговорам сидящих в отдалении солдат, и в голове у него мелькает вопрос: с какими словами к ним стоит обратиться – «пардон» по-французски или «извините» по-немецки? При этом ему представилось, как на мгновение вытянутся их лица, если на общепринятом солдатском жаргоне тактично сказать им «товарищ» и «ты». Рядом послышалось бормотание подростков, обсуждавших свои животрепещущие вопросы.
Помогая спешившим к выходу женщинам отнести вещи, ему пришлось переместиться к двери вагона, где «он» неуклюже повернулся, и полы его пальто защемило дверью. Так и пришлось ему стоять спиной к окну, неловко глядя в глаза других пассажиров. При этом непринужденно скрещенные ноги и руки в карманах не могли изменить его неловкое положение. Причем торопливые попутчики наверняка думали, что «он» специально заслоняет им выход.
– Я сейчас сойду, – неловко по-французски лепечет «он» и, пятясь назад как рак, выходит из вагона на следующей остановке.
Станции метро, которые проносятся мимо, выглядят тусклыми и безжизненными. Не успел поезд тронуться, как вновь появился кондуктор с грубой кожаной сумкой и в сдвинутом на лоб картузе. Не говоря ни слова, он проверил вынутый из нагрудного кармана синенький билетик, коротко взглянув на него натренированным взглядом своих маленьких черных глаз. Атмосфера вокруг сгустилась, на мгновение пустые разговоры смолкли, а потом зазвучали вновь. Народ стал рассасываться…
Проехав свою остановку и стоя в растерянности на отделанном кафелем перроне, «он» глядит вслед последнему уходящему поезду. Заметив высокого роста француза с редкими седыми волосами и немного косившего на один глаз, «он» приблизился к нему и спросил по-французски:
– Простите, монсеньор, Одеон
[19], в каком это направлении?
В ответ встретившийся ему немного подвыпивший француз, выдыхая пары красного вина, начал рассказывать историю метро, а затем, указывая на светящееся табло, спросил:
– Вы не француз?.. Итак, сэр, вы немец, а я француз… И вот уже пятнадцать лет живу возле Одеона…
– А вы не могли бы объяснить мне, как туда попасть?
Зазвучали новые рассуждения, но «он» перебил парижанина, назвав единственный еще доступный путь. Тогда, вытаращив глаза с перекошенным ртом, француз вынужден был признать, что его собеседник и без него хорошо знает город. Взбешенный, он быстро удалился, двигаясь по перрону по диагонали и бормоча:
– Это отвратительно… Эти боши…
[20] Они знают все, они знают все… Делают вид, что ничего не знают, а сами знают все!
Потерянное лицо
– Вы один? – спросила его официантка, когда «он» направлялся к дальнему столику через переполненный зал ресторана.
Она поправила скатерть и, разложив звенящие приборы, поставила на стол хлеб и соль. «Он» же ослабил ворот, пройдясь по нему пальцами, и огляделся.
– Вы что-то ищете? – улыбнулась она.
С тех пор «он» не отрывал взгляда от тарелки, сидя, словно провинившийся ребенок, и при смене блюд только едва слышно произносил по-французски:
– Большое спасибо.
Иногда «он» украдкой вытирал выступивший у него на лице и на шее пот. Жилетка давила, а элегантный обитый красной кожей и не очень удобный диван, на котором «он» сидел, оказался отставленным от стола несколько далековато.
«Он» сидел отдельно ото всех возле зеркальной стены, и зеркало служило своего рода боковой спинкой дивана. Рядом с другой боковой спинкой дивана стоял цветочный ящик с искусственными азалиями в таком же искусственном мху цвета морской волны. Прислонившись правым плечом к зеркалу, «он» наблюдал свое отражение в стеклянной стене напротив.
На плохо выбритом лице виднелась довольная сытость. Тогда, огорченный своим видом, «он» решил выпить бокал-другой «Деми караффе де Божоле», а потом еще раз взглянул на свое отражение. Теперь на него стал смотреть довольный собой молодой человек, напоминавший французского рабочего с подтянутыми, немного пухлыми щеками, металлическим блеском на скулах и бронзовой дубленой кожей на лице.
Прошло еще немного времени, и «он» еще раз посмотрел на свое отражение. Теперь на него глядел совсем другой человек с раскрасневшимся от выпитого вина лицом. От этого его бросило в холод, а глаза увлажнились, отчего отражение в зеркале стало казаться еще мрачнее. В то же время шум в зале ресторана, который то удалялся, то приближался, стал, наоборот, более гармоничным. Тогда «он» оперся о зеркало и отвернулся…
Рядом прямо за его спиной за отдельным столиком сидела молодая пара. Доносились приглушенные разговоры, которые перемежевывались долгими паузами для поцелуев. Когда «он» встал и проследовал мимо них, то парочка оторвалась друг от друга и внимательно на него посмотрела. Немного удивившись и одновременно смутившись, «он» ответил мягкой отсутствующей улыбкой.
Площадь Пигаль
По вечерам наступает тотальная светомаскировка, и тогда низкое небо при преобладающем южном ветре начинает давить. «Он» идет по улице, навстречу компактными группами двигаются солдаты и девушки. «Он» расслабляется и сходит с тротуара, и тогда цоканье его кованых сапог начинает эхом отзываться в покрытых булыжной мостовой переулках, идущих вверх по холму. Звук распространяется неравномерно и прерывисто.
Только в самом начале попадается несколько приглушенно светящихся синим цветом вывесок отелей. Дальше же вверху царит гнетущая темнота.
Несколько солдат крутится вокруг одной девушки, которая задает темп и направление их спотыкающемуся движению. Девушки здесь вообще кажутся ему невероятно маленькими и молоденькими. Семенящий шаг ног в туфельках на высоком каблуке отличается целеустремленностью, чего не скажешь о топоте кованых сапог солдат, которые то и дело спотыкаются, волочатся и выбивают искры из булыжной мостовой.
Плотными группами солдаты проследовали мимо и охотно стали разделяться, как поток воды, натолкнувшийся на неожиданные преграды. Так, один громадный фельдфебель, обращаясь к двум просившим подаяния девушкам, согнувшись, проговорил радостным басом:
– Пожалуйста, пожалуйста, пошли, пошли.
Другой солдат, в широко распахнутой шинели, мимо которого, держа в руках адреса различных отелей, спешили другие солдаты, бормотал:
– Детки, отведите меня домой… У меня в голове все помутилось…
