На открытых участках двора растет трава, а во влажных углах – высокие бледно-зеленые сорняки. Сбоку этой брусчатой пустыни виден слишком маленький для богатого отеля обложенный камнями колодец с журавлем. Перед порталом главного корпуса выделяются две невысокие ступени террасы, протянувшейся по всей ширине отеля. Наполовину утопленные бордюрные камни перед ними образуют низкую стенку.
Из цельного камня высечены два сфинкса, лежащие на низких цоколях, возвышающихся над ступенями и располагающихся параллельно к главному фронту. У них почти нет шеи, и они устало задирают голову. Длинные, ниспадающие, как у эринии
[28], змеи вместо волос и огромные, тяжело свисающие груди неуклюже прикрывают переход к исхудалому, с выступающими ребрами звериному телу. Хвост с массивной кисточкой на конце послушно лежит на цоколе. Солнце никогда не касается их спин – в квадратном дворе всегда царит полумрак, и голубое с золотистым оттенком небо отсюда кажется непостижимо высоким.
Крыша покрыта тысячами черепичных плиток, каждая из которых перенимает сияние от других. При этом некоторые плохо отшлифованные и тусклые плитки это сияние поглощают, тогда как другие, гладкие как стекло, его, наоборот, усиливают.
Все окна имеют одинаковые полукруглые фронтоны с изображением женской головы с чем-то напоминающим рога. Ставни отсутствуют. Повсюду один только отдающий в черноту камень. При этом некоторые окна покрыты светло-синей краской, а другие наполовину занавешены матовыми жалюзи.
Над подавляющим все остальное главным порталом расположены две длинные, напоминающие бойницы узкие ниши, спускающиеся на два этажа. В них вытянулись статуи в стремлении дотронуться до верхнего края своих убежищ, но так, чтобы не высунуть при этом из узкого углубления мощные конечности. Одна статуя изображает древнего старца в подвязанном поясом одеянии с булавой и высоким грозным лбом, а другая – юношу с кистями винограда. На той же высоте на остальных стенах тоже расположены ниши меньшего размера со статуями дородных женщин с мощными бедрами и грудями.
Справа, на первом этаже, оборудованы гаражи, закрываемые грубыми, окрашенными коричневато-желтой краской зубчатыми воротами с проделанными в них круглыми оконцами. Рядом располагается дверь дворницкой. Возле нее стоит стул с соломенным сиденьем, на котором лежит газета. Шипит сковорода, но запах жаркого до вошедшего во двор не доходит.
Бульвар Монмартр
На западе, прямо над дорожным покрытием, небо еще пылает, и на него невозможно смотреть. Оно медленно остывает, и краски меняются с ярко-желтых на оранжевые, а затем на фиолетовые. Кроны платанов прорезают длинные зеленые лучи. По одной стороне улицы крыши отдельных домов светятся каким-то неестественным цветом. Нежный розовый цвет, от которого вскоре остается лишь флуоресцирующий след. Там на самом последнем по высоте узком балконе стоят женщины в пеньюарах с исхудалыми, ввалившимися щеками. Две из них обнимают друг друга за талию. Быстро темнеет. Небо становится сине-серым. Немногие облака, еще только что горевшие в лучах солнца, превратились в темно-коричневые пятна.
Между неподвижных стен платанов на фасаде просматривается кусочек лоджии, окрашенной в темно-рыжий цвет. Мертвенные световые буквы. В окнах на подоконниках пристроились люди без пиджаков.
Кафе со светящейся красным и синим неоновым светом вывеской, в котором прибирается гарсон. Причем его фартук почти касается пола. Другое старомодное на вид кафе с выгнутым потолком, где тяжелые столы сделаны под старину. Из четырех накрытых столов занят только один. Играет музыка, и натянутая ткань штор скрывает танцующих. Звон бокалов. На бульвар вырываются звуки немецкого марша «Это не может поколебать моряка». Оркестр состоит в основном из женщин. Причем первая скрипка принадлежит стройной даме в годах с высоким лбом и в роговых очках.
Становится все темнее, и людской поток уплотняется. Слышится тяжелое дыхание и шарканье многочисленных германских сапог, а также сандалий местных жителей. С каждой минутой солдат становится все больше. Они проходят мимо целыми отделениями с унтер-офицерами во главе. Бродят они и по одному. В основном это невысокие пожилые солдаты из охранных войск. Плечи у них опущены, длинные брюки свисают на ботинки, а на голове нахлобучены не по размеру большие вздутые поношенные кепи. Где-то сзади, почти на спине, у них болтается штык. Их, как правило, отличают пышные усы, скрывающие золотые зубы, и бескровные под загаром бугристые лица. Они часами стоят возле витрин, заложив руку за спину, и очень небрежно отдают честь. Ведь ночь поглощает серебро витых погон офицеров, а в толчее вскидывать руку довольно неудобно.
В свою очередь офицеры тоже почти не обращают внимания на это нарушение устава. Со скучающим видом они спешат по своим делам, стараясь быстрее преодолеть затор, и такое положение дел их вполне устраивает. Один же лейтенант с блестящими полными щеками быстрым шагом без видимых причин начал нарезать круги по тротуару.
Одновременно с солдатами на бульваре появляется много девушек. Это не профессионалки – невысокого роста, плотные, без шляпок, с черными блестящими и коротко подстриженными волосами. Они, красиво завязав платок на шее, набросив на плечи жакет от костюма, с наморщенными лобиками и с одинаковым выражением лица спешат сюда, стуча по булыжнику деревянными подошвами сандалет, одетых на голые ноги.
Разбившись на пары и четверки, склонив свои головки набок, весело хохоча или о чем-то перешептываясь, они фланируют по бульвару, мгновенно заводя разговоры с солдатами. При этом девушки показывают неплохое знание немецкого языка. Из их уст часто можно услышать «не хорошо», «не дорого», «смотри-ка», «до свидания» и так далее. В ходе такого разговора они с вызовом поглядывают на проходящих мимо парижан.
В противоположность этим обычным девушкам профессионалок здесь встретишь нечасто. В широкополых шляпках, на высоких каблуках, с мехами на плечах, они, покачивая бедрами, смотрятся как неприступные гордые каравеллы среди обычных лодок рыбаков.
Как первые, так и вторые делают вид, что не замечают друг друга.
Немцы из числа гражданских служащих. Напоминая наполненные воздухом свиные пузыри на воде, с жадными глазами, они стремятся ничего не упустить, но при этом остаться незамеченными и нигде не застревать, если такое запрещено или не имеет смысла.
У одного из столиков неподвижно стоит кокетливо одетый мальчик и с самым серьезным видом старается прочитать мысли посетителей. Его черные как смоль волосы, образуя хвостик, заплетены на затылке, а челка спускается почти до бровей. На вопрос официанта, почему он еще не дома в постели, он отвечает:
– Но мне уже двенадцать лет, и я ношу галстук.
Пожилая женщина, укутанная в большую зеленую шерстяную шаль, словно окаменев, скрестив голые руки на груди, часами стоит в тени газетного киоска. При этом сам киоск ярко светится, создавая впечатление самостоятельного источника света.
