Обращала на себя внимание парочка солдат в очках. Они махали руками и издавали короткие возгласы, указывая пальцами то на церковь, то на какой-нибудь вокзал. Прямо как пещерные люди! Солдаты совсем не ориентировались в названиях и давали всему свое наименование.
Если бы «он» не был так воспитан, то тоже мог бы придумать парочку своих названий. Например, для выдававшегося далеко вправо здания, отдаленно походившего на футляр от скрипки, вполне подошло бы название «опера». Но оно, естественно, таковой не являлось, так как опера находилась в другом месте.
Берег…
Душный летний вечер. Полнейший штиль. На небе плывут бесформенные бледные белые облака. Они незаметно вытягиваются и переплетаются друг с другом. Голубое небо между ними, лишенное солнечных отблесков, кажется матовым, напоминая выцветший атлас. Рукав реки словно застыл, и переливающиеся перламутром масляные пятна, покрывающие всю поверхность воды, не движутся. Полоска высохшей вытоптанной травы между гладью реки и набережной. Этот лужок сначала полого спускается к воде, а затем круто обрывается, образуя мощеный откос.
Там на корточках прямо на камнях сидят рыбаки. С набережной видны только то и дело поднимающиеся и опускающиеся желтые удилища с трепещущими концами. Один же рыбак, освещаемый ослепительно-яркими лучами солнца, неподвижно застыл в плоской лодке посередине реки. Лодка привязана к двум штангам, а сам он с высоко поднятыми коленями кажется маленьким, черным и исхудалым.
Другой берег, образуемый вытянутым островом, покрывают джунгли высоких лохматых ив, подножья которых прячутся в глубокой тени. Там иногда проносится легкий ветерок, и тогда отдельные деревья начинают покачиваться, словно желая глотнуть свежего воздуха. Но он до поверхности воды не доходит.
Некоторые ветки на деревьях совершенно голые, и за ними просматриваются мертвые фабричные трубы, черепичные крыши, а также вытянутые низкие строения казарменного типа, пытающиеся спрятаться среди серого одеяния парковых деревьев, растущих на фоне медленно поднимающейся к небу горы Мон-Валерьен. Это форт Валерьен. На его фланге, скрываясь за кронами деревьев и каменными стенами, порой становятся видны пушечные ядра. И над всем этим, словно разъяренный шершень, почти невидимый в облаках, кружит самолет.
На полоске травы возле реки, пользуясь близостью города, расположились люди. Едва дыша, они лежат как в глубоком сне. В стороне возле своих велосипедов, демонстрируя стройные бедра и спрятав в траве плечи и головы, пристроилась группа девушек. Неподалеку от них, положив на лицо соломенную шляпу, неподвижно вытянулся молодой человек, который погрузился в глубокий сон, подложив под голову тонкие руки и скрестив обнаженные лодыжки. Весьма приличная на вид черная рубашка ему явно мала и стала под мышками расходиться по швам. Потрескавшиеся мысы некогда желтых полуботинок приобрели оттенок старой слоновой кости.
Сидит маленькая девочка, с блеклыми прямыми русыми волосами, в просторном клетчатом платье-халатике, затянутом на талии полоской ткани. Она оперлась на свою тонкую ручку, которая с трудом выдерживала ее вес. Чумазое личико, а глаза наполовину скрыты под волосами.
Ночь, ветер…
Ночное пробуждение от дикого дребезжания и хлопков. На улице бушует ветер, разгоняя клочья серых облаков. А над ними почти в противоположном направлении на большой высоте несутся черные тучи. Дождь еще не начался, и проезжая часть дороги оставалась сухой и серой. По ней, сдвинув фуражки на затылок, окутанные облаками табачного дыма и позевывая, идут двое полицейских. Свои короткие плащи они скатали и несут под мышками, поглядывая на небо.
Послышался бой двух или трех часов из дома напротив. На пятом этаже бесшумно раскрылись ставни, и в окне показалась черная фигура, позволяя взглянуть внутрь скупо обставленного помещения с высоким потолком. Видна также часть пола с блестящим паркетом. В буфете, выполненном из дуба, поблескивает оловянная и фаянсовая посуда.
На противоположной стороне просматривается часть двора, погруженного в серо-фиолетовую тень. Судя по всему, поблизости должен располагаться сад. Там, спрятавшись в листве, воркуют голуби.
Внезапно на мгновение показался месяц. Один его рог спрятался в туче, а другой продолжает светить…
Часть третья
Румыния. 1941–1942 годы
(Опять в качестве ефрейтора противовоздушной обороны в заградительных частях воздушных аэростатов.)
Возле города Плоешти, зима 1941 года
Дорога
На асфальте отражается розовый рассвет. Солнце быстро выкатывается из-за гор. Дует промозглый ветер. Далеко на западе, почти у горизонта, сгрудились облака. Тихо шуршит кукурузное поле.
Вскоре солнечный свет разлился по всей округе. Прохлада, сырость и следы измороси сохраняются только в глубоком извилистом овраге, на дне которого бежит ручеек, перерезающий дорогу. Повсюду заросли колючего шиповника с маленькими красными плодами и глубокие отпечатки коровьих копыт. Белеет лошадиный череп.
Ночь была светлой. Большие собаки, бесшумно крутившиеся в сумерках возле палатки у дороги, стали нарезать круги, а затем, испугавшись камней, которые в них начал бросать часовой, с тихим визгом и рычанием исчезли.
Теперь стал полностью виден и солдат в остроконечной меховой шапке, что еще ночью в темноте обосновался в другой палатке под акацией, росшей поблизости от шоссе. Подтянув колени к подбородку, солдат, похоже, сидел несколько далековато от палатки, чем должен был. Рядом с ним располагалась салфетка, на которой лежали яйца и губная гармошка. Может быть, он спит? Кожаные, выгнутые наружу мысы его обуви расположились вплотную друг к другу. Часовой несколько раз окликнул его. Никакого ответа. Может быть, он хочет поймать одну из индеек, что зигзагами рассекают по убранному кукурузному полю?
Сидя без седла на вороном коне, цоканье копыт которого звонко отдавалось от серебристой поверхности асфальта, в спущенной на лоб белой меховой шапке, мимо проскакал сын патриарха. Он свернул на грунтовую дорогу, проходившую вдоль русла ручья, и, цокая языком, а также громко крича, принялся понукать лошадь голыми пятками. С минуту конь скакал галопом, поднимая копытами комья земли, а затем вновь перешел на рысь.
Со стороны города Плоешти приближается бесконечная колонна телег румынской армии. На телегах под завязку загружено, но ничем не закреплено сено. В них запряжены низкорослые лошади, которые, ретиво качая головой, тянут свой груз. При этом падающие на асфальт пучки сена производят больше шума, чем послушно крутящиеся колеса.
Бородатые солдаты, еще не проснувшиеся после ночи и не отошедшие от ночного холода, натянули края пилоток на уши, высоко подняли воротники шинелей и, чтобы согреться, попыхивали самокрутками.
Странное очарование
На Востоке с людьми обращаются как с собаками – где же недавно «он» об этом прочитал? И действительно, так с ними здесь и обходились. Взять хотя бы человека, который утонул в ручье, а затем был вдавлен в грунт тяжелыми машинами. Они проезжали прямо по покойнику, и было слышно, как трещат его ребра. Напоминая раздавленную дворнягу с вылезшими из орбит глазами, он целую неделю лежал посередине дороги. И хотя нравы Востока здесь проявлялись не в полной мере, суть их была точно такой же, как в Константинополе. Большая Валахия
[30] – стоило только прочитать такое название на географической карте, как перед глазами возникали лисы, волки и цыгане, а в ушах начинали звучать турецкая музыка и тявканье шелудивых собак.
