Фельдфебель по-отечески поприветствовал позднего посетителя, не отрывая взгляда от супницы. На его гладком цветущем лице не отмечалось и следа усталости. Маленькие золотистые завитушки волос масляно блестели, словно их хозяин только что посетил парикмахерскую. При этом он смочил их всего лишь водопроводной водой. Сквозь них просвечивала розовая кожа его черепа. В общем, это была самая забавная прическа, которую «он» видел у мужчин, чем-то напоминавшая ту, которая изображалась на монетах у императоров поздней античности.
Подбородок фельдфебеля, нависавший над серебряным кантом его воротника, действительно имел сходство с римскими императорами. Глядя же на него в целом, поневоле на ум приходило сравнение с временами Наполеона, чему в немалой степени способствовал высокий стоячий воротник его собственного изобретения. Этот воротник придавал фельдфебелю особо воинственный вид и создавал впечатление о нем, как о человеке долга. После затянувшихся вечеринок в семь часов утра, гладко выбритый, бодрый и свежий, он был уже на своем посту, чтобы обслужить отдельных офицеров сопровождения и курьерской службы, этих бедолаг, которым постоянно приходилось вставать ни свет ни заря. Причем эту обязанность фельдфебель не доверял никому.
Рядом с ним, сверля глазами блестящий потолок, со своими домашними по телефону разговаривал новоиспеченный кавалер ордена Рыцарского креста. Еще не было решено, в каком отделе штаба ему предстоит работать, и пока он просто присматривался. Поставив одну ногу на ящик, где хранился соус, этот орденоносец непрерывно раскачивал коленом. При этом кожаная вставка на его брюках неприятно скрипела.
– Меня здесь встретили просто великолепно, – хвастался этот человек по телефону. – Что? Какова обстановка?
Тут фельдфебель попытался что-то прошептать ему в свободное ухо, но болтун ничего не понял. Скользнув взглядом по его кудряшкам и забыв о необходимости соблюдения правил ведения телефонных переговоров, он внезапно пробурчал:
– Положение? Все не так страшно. Скоро все наладится. А вы как думаете? Что? Вилкавишкис? Да нет же, это просто прорыв разведывательных групп. Мы их быстро ликвидировали. Когда-нибудь этот колосс должен же остановиться. Что? Как с продовольствием? Отлично. Должен сказать, что рюмка коньяку здесь для нас всегда найдется, а чего стоит один только фельдфебель на кухне… Алло, кто вы такой? Немедленно освободите линию, алло!
Тогда фельдфебель, умевший, когда нужно, отбросить свои приличные манеры, отобрал у орденоносца трубку и аккуратно, но решительно положил ее на рычаг. Сделав вид, что ничего особенного не произошло, он произнес:
– Прошу вас, господин.
С этими словами фельдфебель зачерпнул стакан холодного крюшона и с жестом, достойным императора, поставил его перед орденоносцем.
В это время снаружи на пути к столовой послышался веселый смех. Явно различался голос фрейлейн Раушколь, которая что-то весело рассказывала. Видимо, не выдержав быстрой ходьбы, она замедлила шаг, пробормотав:
– Я сейчас просто упаду.
Через мгновение на кухню, держась за руки и пошатываясь, буквально ввалились капитан медицинской службы и фрейлейн Раушколь. При этом девушка, хотя и смеялась, дышала с трудом.
– Путци! Не лай столь яростно! – одернул пса фельдфебель.
Пришедшие буквально рухнули на стулья перед коммутатором, за которым деловито хозяйничал фельдфебель. От всего этого неожиданного шума повар перепугался и потерял одну из своих тапочек.
– Думается, что его превосходительство не обидится и позволит нам немного отдохнуть, выпив по бокалу крюшона, – промолвил капитан медицинской службы.
В это время фрейлейн Раушколь поставила свой стакан на мозаичный пол и оперлась о него растопыренными пальцами. Вскоре ей удалось выпрямиться.
– Господин доктор, уже поздно, – сказал фельдфебель. – Ведь вам с утра на службу…
С этими словами, чтобы сгладить возникшую неловкость, он вновь наполнил стаканы крюшоном и произнес:
– Фрейлейн Раушколь, его превосходительство будет сильно гневаться. Возможно, ввиду позднего часа и того, что завтра предстоит трудный рабочий день…
– Черт возьми, теперь вы будете меня воспитывать! Подумаешь, поздний час! Ничего с вами не случится!
Она вскинула руку в немецком приветствии и, не договорив, рухнула на пол, увлекая за собой посуду со стойки буфета.
Тем временем капитан медицинской службы схватил повара за верхнюю пуговицу поварского кителя, за которым проглядывалась грудь, обросшая рыжими волосами, и прорычал:
– Интересно, как вы себя поведете, когда русские однажды подобно лавине прокатятся здесь, что вскоре, вероятнее всего, и произойдет!
Однако повар, вместо ответа, попытался пожаловаться на свое больное сердце. Но это ничего не дало.
– Я скажу вам, что надо будет сделать. У нас остается только один выход, – продолжал бушевать капитан медицинской службы.
Внезапно, таинственно понизив голос, он чуть ли не шепотом проговорил:
– Только одно – умереть!
Затем, шатаясь, словно былинка на ветру, он, прихватив свою подругу, на цыпочках направился к выходу и вскоре уже на улице запел:
– «Одевайтесь потеплее, тирли-бом, тирли-бом, одевайтесь потеплее…»
«Лучше быстренько допить свой бокал и убраться отсюда подобру-поздорову, – подумал «он». – А то фельдфебель уже скрылся в проеме, где стоит коммутатор. А это пойло на самом деле довольно вкусное. Как говорится: „Да здравствует Цезарь, идущие спать приветствуют тебя“. Одно только плохо, что спать придется опять одному».
Шанхай-Лили
В коридоре под тяжестью настоящей человеческой горы тихо поскрипывали половицы. Это шел грузный полковник из первого отдела по прозвищу Шанхай-Лили. Он был настоящим поэтом, творившим под псевдонимом Шюттельраймер. Теперь полковник шел, пританцовывая и что-то тихо напевая, просунув пальцы одной руки между пуговиц мундира, а другую уперев в бок и держа в ней сделанный из бумажной салфетки веер. В пронзительном свете ламп без абажуров, висевших прямо над головой, его тщательно ухоженное, бронзовое от загара лицо, обрамленное благородной сединой, смотрелось не так импозантно, как ему того хотелось. Полковнику никак не удавалось скрыть свой возраст, хотя он и прилагал для этого немало усилий. В то же время для увольнения по старости, о чем Шанхай-Лили так втайне мечтал, годков не хватало.
Но хуже всего было то, что полковник с каждой неделей становился все грузнее, и процесс этот не останавливался. В результате создавалось впечатление, что шея у него отсутствовала и голова с толстыми щеками сразу переходила в туловище. Со спины его необъятный торс вообще казался квадратным. Интересно, где он доставал столько материи, чтобы задрапировать свое тело? Не меньшей загадкой оставался и размер его униформы.
Повышенная потливость не являлась свидетельством слабого здоровья, хотя полковник частенько промокал пот со лба гигантским шелковым носовым платком. И как такой огромный лоскут помещался в кармане его брюк, тоже было непонятно. Казалось, что он является настоящим фокусником. И это впечатление усугублялось его умением прятать в своих карманах бессчетное количество различных записок, смешной привычкой стрелять глазами и способностью выпускать из носа густые клубы табачного дыма. При этом сигарету в его толстых, как сосиски, белых пальцах, унизанных кольцами, различить было невозможно.
