Возможно, моя послевоенная квартира будет выглядеть совсем иначе, и в ней не будет произведений искусства и прочих предметов старины. А вместо коротеньких черных шелковых кимоно, к которым вы так привыкли в особо охраняемой зоне, вам предложат обычные широкие серые домашние халаты. Не будет и дребезжащих телефонов, вентиляторов, посвистывающих в помещениях бункера, и исписанных мелким почерком напоминаний на листках календаря.
Все это так и останется в недрах глубокой шахты в самом сердце Германии, где спрятан центральный пункт управления и где будет вечно гореть свет немецкой воли к сопротивлению во всей ее всепоглощающей чистоте. Там будет бережно сохраняться великая традиция европейского искусства управления войсками.
На опустошенном же Второй мировой войной континенте постепенно установится равновесие между наступательными и оборонительными видами вооружений, после чего в позиционных, не имеющих никаких перспектив сражениях сгорят последние дивизии сражающихся сторон. И хотя в небе уже долгое время не будут появляться воздушные эскадры противника, а его последние „Шерманы“
[59] и Т-34 станут ржаветь на берегах Рейна и Эльбы, там, в сотнях метров от поверхности земли, будут днем и ночью фанатично разрабатываться новейшие системы зенитной артиллерии и коваться новые агрегаты, позволяющие безошибочно находить вождей разваливающейся коалиции союзников и нашептывать им прямо в ухо, что надлежит сделать для великой Германии. Это позволит окончательно разрушить изжившую себя коалицию и выработать новую немецкую внешнюю политику.
Там же в гигантских подземных лабораториях уже подходит к концу разработка новейшего дистанционного оружия. Его производство, естественно, следует поручить Шп.
[60] Без таких людей обойтись нельзя.
Специальные войска, собранные из оставшихся запасов элитного человеческого материала, на основе накопленного бесценного опыта, по крупице собиравшегося все годы войны, пройдут в подземных лагерях особую подготовку. После ее окончания из них не спеша сформируют новые дивизии. Нельзя же повторять допущенные ошибки при создании дивизий народного ополчения.
И тогда я буду очень рад снова увидеть вас, фрейлейн Раушколь. Но много времени вам уже уделить не смогу. Ведь вы и не подозреваете, что из странного и малозаметного сотрудника, ответственного сейчас за ведение журнала боевых действий, вырастет ответственный руководитель, отвечающий за развитие истории рейха. Эта история мне тоже представляется как мечта, но мечта совершенно ясная и последовательная…
Знаете, когда человек начинает на себе ощущать груз великой исторической миссии, и его подхватывает водоворот власти, то тогда ему из него уже не выбраться. А когда наступает судьбоносный момент соединения в единое целое всех обстоятельств…
С одной стороны, я был совершенно чист, а с другой, ведя журнал боевых действий, являлся глубоко посвященным в государственные и военные заветы фюрера. Это и предопределило мое избрание. Конечно, вы можете присоединиться к нам, если вас не пугает большой объем работы. Работы фанатичной и беспощадной. Там у нас, к сожалению, не будет салона-парикмахерской, да и офицерская столовая не станет функционировать в таком же режиме, как здесь. Ведь я распорядился передать денежное содержание обер-фельдфебеля войскам. И это явилось моим первым шагом на ответственном государственном посту.
Единственную роскошь, которую мы можем себе позволить, – это настоящий кофе. Ведь, когда я пришел к власти, то первым делом распорядился конфисковать его запасы, имеющиеся на территории рейха. Однако, к сожалению, этот напиток могут употреблять только те, кто интенсивно работает по ночам. Но пусть вас это не пугает. Сейчас мы срочно разрабатываем специальный препарат, снижающий до минимума потребность во сне. Но вы, насколько я помню, всегда довольствовались кратким ночным отдыхом…
Действительно, когда я засиживался за работой далеко за полночь, а затем на короткое время выходил на свежий воздух, дыша им у двери барака возле невидимого часового, или после обсуждения обстановки у фюрера, когда планшетисты сворачивали хрустящие карты и офицеры генерального штаба потягивались, выпрямляя руки, мне в голову приходили интересные мысли. Они посетили меня и во время подъема под палящим солнцем по безлюдным склонам Вацмана
[61]. Именно тогда у меня возникло абсолютно четкое понимание, что я, и только я могу возглавить новое правительство. Как ни странно, все это произошло непостижимо быстро, минуя всякие предварительные инстанции.
Все свелось к простому алгоритму – встреча, короткий изучающий меня, порой против своей воли, взгляд, затем поглаживание лба, и через мгновение сдергивание с головы фуражки с рассматриванием ее тыльной стороны. Затем раздались слова:
– Итак, это вы! Идемте скорее со мной!
Сопровождавшие лица этого слышать не могли, но сопротивляться даже не пытались. Пожимая плечами, они бормотали что-то о чемоданах и своем отъезде».
«Он» так увлекся своими мечтами, что даже не заметил, как оказался в бункере фюрера. При этом никто не спросил у него пароля и не обыскал.
В глаза бросились глубокие мягкие кресла, букет гладиолусов, портрет Бисмарка с насупленными бровями и выпученными глазами и бьющий по ковру хвост волкодава. И тогда у него в мозгу появилась новая мысль:
«Я больше не способен на это. Мои силы итак на пределе. Лучше скажите, а что вы думаете по этому поводу…»
Величественный курьер
Гауптман Д. каждую вторую или третью ночь появлялся в особо охраняемой зоне в качестве офицера связи генерального штаба при главнокомандующем сухопутными войсками вермахта. Широкоплечий, с крестом на шее и неуклюжий, он походил на кухонный шкаф и явно не соответствовал современным требованиям. Никто бы и не заподозрил, что этот человек является важным винтиком самого ловкого и быстрого в мире аппарата управления. Однако в присущей ему бесстрашной манере он медленно, но неуклонно постигал последствия навязанного ему нового образа жизни и в результате основал порядок действий офицеров курьерской службы, методически его развивая и совершенствуя.
Гауптман не собирался просто так вычеркивать из жизни ночь, сидя в купе, отведенном для курьеров, а научился ее как бы перепрыгивать и игнорировать, повесив на крюк свой китель и развязав шнурки ботинок. Рассматривая преодоление ночи как важнейшую задачу, он предпринимал все возможное, чтобы устроиться поудобнее и хорошенько выспаться. Его пример послужил хорошим уроком для двух других офицеров курьерской службы, с которыми он строго по графику чередовался, а также для команды сопровождения, следовавшей в соседнем купе. С тех пор никто из офицеров курьерской службы не мог вырваться из этой системы и объяснить, для чего наряду с проводными, телеграфными и радиосредствами передачи приказов требовался еще и человек.
