Подождите-ка, подождите, так это что, и меня тоже хотят купить?
Так и подмывало крикнуть, что я не продаюсь, но меня опередил шеф:
— Это… трудноосуществимо… — он даже прикрыл глаза, стараясь, чтобы истинные эмоции не так сильно просочились наружу.
— Почему же? — госпожа Суворова так быстро повернула голову к нему, что я вздрогнула.
— Сотрудники будут намного эффективнее работать в привычной среде. Тут нет ни оборудования, ни программного обеспечения…
— Все есть, — широким жестом руку Полина показала в сторону двери. — Можем хоть сейчас в этом убедиться.
Шеф вздохнул, упрямо посмотрел на старшего Суворова и продолжил:
— У сотрудников есть еще незаконченные дела…
— Я же сказала, что заплачу, — голос девушки стал значительно выше и непреклонней. Словно бы она для себя уже давно все решила, а сейчас вынуждена перед нами все разжевывать. — И Вам особенно, — выделила она, многозначительно посмотрев на моего шефа.
— Между репутацией и деньгами я всегда выберу репутацию, — чуть привстал со стула Валерий Максимович, словно старался донести свою мысль прямо в мозг девушке. И еще мне показалось, что он пытался ей что-то сказать глазами, но Полина делала вид, что не замечает его усилий.
— Патент, дядя Валера, — бросила она эти слова, как последний козырь, и шеф на глазах сжался, сдулся, присел обратно на стул, и даже с моего места я слышала, как он нервно притопывает ногой. — Вас лично из офиса никто не выдергивает, заметьте… Важно, чтобы документы были здесь, — с нажимом сказала госпожа Суворова.
В конце концов он вскочил, толком ни на кого ни глядя, и сказал:
— Мои сотрудники вправе решать каждый сам за себя! Не давите на них!
— Валер, пойдем в мой кабинет, опрокинем по стаканчику горячительного, — старший Суворов поднялся вслед за шефом и пригласил следовать за собой. Кинул на нас непонятный взгляд, словно бы не знал, что нам действительно стоит делать в этой ситуации, и вышел.
Дверь закрылась, а улыбка Полины стала еще плотоядней.
Ох уж это мое воображение!
Лично я собиралась отказываться — и от великодушной путевки, и от денег. Меня даже грело чувство, что я не поддаюсь соблазнам, в отличии от уже готовых на все ребят. При сочетании слов «много денег» в их глазах так явно читалось согласие, что мне даже было немного стыдно.
С другой стороны, я понимаю, что перспектива заработать большие деньги в такой промежуток времени только за то, чтобы сделать эту работу здесь, а не в офисе, может быть соблазнительной. Крайне соблазнительной. Даже мне в голову закралась крамольная мыслишка, что, а может…
— Никто же не откажется разбогатеть? — взяла она ребят сразу, не таясь и не заботясь о том, что просто покупает сотрудников.
Ребята согласились: кто-то охотно, кто-то немного подумал, но итог один — все продали себя за крупненькую сумму, которую не преминула озвучить госпожа Суворова.
— Лена, надеюсь, Вы не откажете мне в такой малости, а то, боюсь, ребята без вашего строгого руководства просто разбегутся, а я не справлюсь с их организацией, — «ребята» молчали, зная, что я, и правда, умею делать их жизнь сказкой, а вот сзади нас от мужчин стали раздаваться странные звуки. Вроде покашливания, которым пытаются замаскировать смех. Я чуть повернула голову, так и не обернувшись, и звуки прекратились.
Полина сузила глаза, словно бы сама была согласна с мужчинами, находя в этом тоже что-то забавное.
— Спасибо, но я предпочту отказаться. Я буду курировать их работу, как и прежде. Тем более, я буду не так и нужна после того, как распределю для них окончательно все задания.
— Лена, Валерий Максимович мне четко дал понять, что без Вас ребята каши не сварят, — я чувствовала ее напор каждой клеточкой, ее каждое слово, сдобренное улыбкой, несло в себе силу, и я невольно отодвинулась. Надеюсь, что она не обратит на это внимания.
— Я не отказываюсь от проекта, просто не вижу смысла моего постоянного присутствия, — дежурная улыбка так и приклеилась к моему лицу. — Здесь. — Слово сорвалось с губ будто бы само собой.
Суворова повернулась ко мне всем корпусом, положив один локоть на стол, а другой на спинку стула. Ткань на ее груди натянулась до треска, и со стороны ребят послышался странный шум.
— Лена, а давайте откровенно? — она пытливо вглядывалась в мои глаза, и я кивнула. — Мне крайне важен этот проект. Крайне… И я бы не хотела, чтобы информация о нем просочилась…
— Я подписывала документы о неразглашении, — ее слова неприятно меня кольнули.
— Не сомневаюсь в Вашей компетенции, равно, как и в своих врагах, — она взяла многозначительную паузу. Она заставляла себя говорить дальнейшее: — Я прошу Вас войти в наше положение.
Просить она явно не привыкла, казалось, даже язык ее не слушался, и она произнесла фразу так, словно была иностранкой.
Но как бы ей ни тяжело далась просьба, я не намерена была жить в чужом доме, как подразумевали условия этой сделки.
— И я вхожу, — кивнула я, мягко подводя к нужному результату. — И все организую в лучшем виде так, что Вы не почувствуете разницы.
— А если Вас поймают, будут пытать, а потом выкинут в кювет из-за этих документов, почувствуете? — каждое слово было окрашено таким гневом и раздражением, что я вжалась в спинку стула и с удивлением смотрела на заострившееся от возмущения лицо девушки. Ребята охнули и затихли, проникнувшись положением вещей, а я не собиралась быть испуганным воробышком:
— А об этой малости Вы не предупреждали.
Словно выдохнув злость, Полина пояснила:
— Мы сами о ней не знали. Думали, что проведем все тихо и спокойно, но нам не дают. Поэтому вы все здесь не только из-за заказа, но и из-за того, что можете пострадать во время работы над проектом.
— А какие гарантии, что мы не пострадаем после? — выкрикнул Вова.
— Никаких, — отрезала Полина. — Вас может сбить машина, подкосить болезнь. Вот только не из-за этого проекта.
И видя бездну сомнения в моих глазах, она заверила:
— Вы уже убедились, что никто не обладает всеми сведениями, ведь так? — дождавшись моего «да», она продолжила: — И наши враги об этом прекрасно знают. Их единственная надежда — перехватить документы. Или звено, которое ведет работу. Понимаете меня, Лена?
Я понимала… Я понимала, в какую попу попала…
ГЛАВА 7
Чувствовать себя загнанной в угол мне не нравилось никогда, но сейчас — особенно. Я готова была прямо на глазах госпожи Суворовой сжечь весь гонорар, который принес один из мужчин, чтобы сдобрить бочку дегтя.
Да-да, именно так, а вот те многочисленные купюры, что сейчас лежали в чемодане на столе, были лишь ложкой меда. А мед я с детства ненавидела.
