— У тебя есть ровно сутки, чтобы подписать, обсуждай с кем хочешь, делай, что хочешь. Не подпишешь добровольно, я тебя заставлю, — больше ничего не сказала, показательно отвернулась и забыла о моём существовании.
— Ну, мама… — мрачно отреагировала Лали.
Я же осталась взаимна госпоже Шахмаз. Тоже сделала вид, будто больше не помню о ней, сосредоточилась на мелькающем сбоку пейзаже. В скором времени машина остановилась перед белокаменным зданием в стиле греческого возрождения с множеством внушительных колонн, и у меня появился дополнительный повод не замечать свою свекровь. Выйдя из машины, та моментально попала в окружение целой толпы, величественно привествуя всех, кого видела на своём пути. Я же немного задержалась на улице, около автомобиля, расправляя несуществующие складки на длинном подоле своего вечернего наряда глубокого алого оттенка, лишний раз убеждаясь, что выгляжу достойно.
— Алихан приедет в течении получаса, так что мы ещё можем успеть повеселиться, пока его нет, — хмыкнула задорно Лали.
Устала меня дожидаться и сама же потянула за собой.
Внутри оказалось не только многолюдно и шумно, но и сказочно красиво! Меня словно окружила европейская дворцовая классика. Парадный лестничный холл был выполнен из мрамора, величественные ступени вели на второй этаж, куда стягивалось большинство гостей вечера.
— Я буду шампанское! — заявила первым делом моя золовка.
И если я просто скептически покосилась на неё, то Альп:
— Кто тебе позволит? — остановил на ней свой хмурый взгляд.
— Неправильная постановка вопроса, — нисколько не прониклась девушка. — Лучше спросить: “Кто тебя остановит?”.
Сперва сказала, а потом ещё и язык ему показала. Ответной реакции от него дожидаться не стала, подхватила подол своего платья в пол и понеслась наверх.
— Да чтоб эту несносную… — уныло вздохнул охранник.
Его явно раздирали противоречия. Оставаться со мной, или же начать репрессии в отношении непослушной проказницы.
— Ты иди за ней, я тут побуду, подожду Алихана, — успокоила его, как смогла.
Брюнет размышлял недолго, хотя и сомневался.
— Ладно. Только на улицу не выходите, пожалуйста. И одна не оставайтесь нигде, — оставил мне инструкции, прежде чем направиться вслед за Лали. — Я пришлю к вам кого-нибудь в самое ближайшее время, пока ваш муж не прибыл.
Здесь, среди огромной толпы, мне в самом деле вряд ли что-либо угрожало, даже с моим талантом находить неприятности там, где их до меня совсем нет, поэтому с благодарностью улыбнулась ему, а после принялась по новой разглядывать окружающий меня интерьер.
— Шампанское? — отвлёк голос справа.
Мне тут же под нос подсунули бокал.
— Нет, спас… — отозвалась, собираясь отказаться.
Да так и не договорила. Осознала, голос — совсем не чужой, слишком знакомый. Мужской. Низкий. Невольно порождающий некий отклик в глубине моей души. Каждый раз, когда я его слышала, внутри меня что-то противно сжималось, мешая нормально дышать, хотя это впечатление такое же лживое, как и всё то, что я знала об этом мужчине. Ведь он…
— Амир? — ужаснулась, отшатнувшись назад.
Попятившись, наступила на собственный подол. Не упала. Рука, ещё совсем недавно предлагающая мне бокал с игристым напитком, отреагировала быстрее меня самой, не позволила рухнуть на глазах у всех, подхватив сзади, придерживая.
И вместе с тем не позволяя сбежать.
— Я знал, что ты меня не забыла, дочь посла, — хищно оскалился араб, склонившись надо мной, так и не отпустив. — Я тоже только о тебе и думаю.
Его пальцы впились сквозь ткань платья, с такой силой, что становилось больно. В чёрных, как пропасть, глазах читалось настолько безграничное самодовольство, что внутри прочно вселилась уверенность — неспроста он настолько обнаглел.
— Отпусти, — прошептала, пока сердце в груди позорно холодело, а по позвонкам полз липкий холодок. — Я буду кричать.
Каждое слово давалось с трудом. Мысли путались и никак не желали выдавать хотя бы малейшую подсказку, как быть дальше.
Правда, закричать?
Выставить себя конченой идиоткой…
Стоять рядом — ещё не преступление.
— В самом деле? — заявил встречно аль-Алаби, явно не поверив моей реакции. — Я — не настолько тупой, чтобы повестись на этот низкий шантаж с твоей стороны, а ты — не настолько отчаянная, чтобы так позорить своего мужа, дочь посла. Да ещё и в присутствии свекрови. Поправь меня, если ошибаюсь: эта анаконда тебя живьём проглотит при твоей малейшей оплошности.
Но всё же отпустил. Вернее, позволил выпрямиться, не стал давить своим непозволительно близким присутствием до обморочного состояния, к которому я, кажется, уже очень и очень близка. Теперь он придерживал за талию почти незаметно для окружающих. Хотя его неисчезающее прикосновение — последнее, о чём я сейчас думала. Каждое его слово — как удар кинжалом мне в спину. Такой же подлый, как и фактически озвученное им обстоятельство, при котором Амир аль-Алаби в этих краях появился не только что — уже давно, иначе банально бы не знал о моих отношениях с госпожой Ирем. А как узнал? Следил? Приставил кого-то, кто ему всё исправно докладывал? Подкупил кого-то в доме Шахмаз? Или подослал? Варианты напрашивались один другого хуже. А обещанное Альпом сопровождение всё никак не появлялось. К тому же…
— Ну, что же ты молчишь, дочь посла? Дар речи потеряла? — издевательски протянул Амир, опять придвинулся ко мне опасно близко. — Или молчание — знак согласия? — прошептал на ухо.
— Ты бредишь, — скривилась, отпихнув его от себя.
Нелепая попытка обрести свободу. Как якорем его ко мне приковало. А липкий холодок по моим позвонкам тем временем просачивался прочнее, проникал в каждую косточку, как льдом заковал. Парализовал. Оставляя после себя лишь чувство полнейшей беспомощности.
— Если будешь умницей, обещаю, через десять минут ты от меня избавишься, — усмехнулся араб, перехватив за запястье. — На этот вечер, — добавил, пока я не успела порадоваться.
Искушение потянуть время ещё хотя бы немного, слишком ярко застряло в моём сознании, чтобы я согласилась или же отказалась так сразу. Но выбора мне не оставили.
— Давай, дочь посла, прояви благоразумие и прекрати сопротивляться, ещё немного, и на нас обратят внимание, — сказал, прежде чем потащил за собой через парадный холл куда-то вглубь первого этажа. — То, что я хочу тебе сказать, в первую очередь тебе самой интересно.
Хорошо, не на улицу потащил, это оставляло надежду на… что? Да и что такого он мог мне сообщить, что в самом деле бы меня заинтересовало? Глупость полнейшая! Как и я сама — тоже не особо умная, раз позволяла так с собой обращаться. Впрочем, об этом я вспомнила лишь тогда, когда мы оказались в пустой комнате, с винтажной мебелью и здоровенным чёрным роялем посредине. Двустворчатые двери закрылись за моей спиной с едва уловимым скрипом. Но этот звук, как скрежет сабли по жертвенному алтарю, прошёлся по моим нервам, заставляя очнуться от оцепенения.
