И да, это прямое предупреждение…
Угроза.
Пусть как хочет, так и воспринимает...
То, что основной посыл моей речи до неё прекрасно дошёл, я не сомневалась. Даже после того, как Алихан поравнялся с нами вплотную, на этот раз она никак не отреагировала на его появление. На её губах медленно расползлась понимающая усмешка.
— Вы ведь уже закончили, да? — произнесла она.
И на этот раз не для Алихана. Приближение ещё одного из присутствующих я пропустила.
— Да. Можем ехать.
— Хорошо, — отозвалась Берна.
И только потом отвернулась. Ушла. Но не я. Я так и смотрела на ту, кто пошатнула и перевернула мой мир одним своим существованием, пока она не исчезла окончательно. Пропустила даже прощанием с другим из Языджи. Просто кивнула на все его вежливые распинания, вместе с тем подготавливая себя к тому, что будет дальше. Ведь ничего хорошего, предположительно.
Алихан
Визит бывшей любовницы стал неприятным сюрпризом. Знала же прекрасно, как я отреагирую на подобное, а всё равно заявилась, испортив настроение не столько мне — моей жене. Зараза. Впрочем, предугадать нечто подобное было вполне возможно, нрав у Берны Языджи похлеще, чем у моей матери, отпустить и смириться — не про неё. Когда-то эта черта мне в ней симпатизировала. Сейчас — откровенно раздражала. Сам виноват. Забылся. В Аиде. С другой стороны, что уж теперь, рано или поздно всё равно бы эта тема всплыла, монахом и отшельником до брака я не был. Уж лучше так, когда только мы, чем на публике. Поводов для сплетен у всех и без того предостаточно.
Хотя, чем дольше наблюдал за реакцией жены, тем больше сомневался в том, что я прав, и действительно лучше…
Кинжал Аида так и не отпустила. С собой его забрала, когда спускалась обратно на первый этаж, после ухода брата и сестры. Ни слова не обронила. На лице — мрачность. Дверь в своём новом кабинете заперла за замок. Только потом на меня взглянула.
— Ты с ней спал.
Не спрашивала. Констатировала факт.
Я понятия не имею, о чём девушки разговаривали, когда отошли, пока Берк отвлекал моё внимание, приставая со всякой ерундой. Очевидно, о многом. Так что отрицать — глупо. Да и, не сегодня, так завтра или послезавтра, всё равно узнает. Мир не такой уж просторный, зачастую в нём слишком тесно, не скроешься.
И, чёрт!
С каких пор я вдруг ищу себе оправдание и повод не говорить, как есть, прямо, в лицо? Возможно, с тех самых, когда стало не всё равно, что увижу в глазах той, кто услышит.
Сейчас, например...
— Да.
В её взоре — ледяное царство. Пальцы до судорог сжала вокруг рукояти. Ещё немного, клянусь, начнёт казаться, прирежет меня им. А ведь на факт существования той же упомянутой сегодня не единожды Элиф совсем иначе реагировала.
С чего бы?
А с того, что…
— А сейчас?
Поначалу решил, что ослышался. Но уж больно много решимости читалось в ней в ожидании моего ответа.
— Разве мы это не обсуждали прежде?
То есть, не верит…
— Обсуждали, — после небольшой паузы, отозвалась с запинкой, Аида. — Но тебе ведь не сложно ещё раз сказать, — добавила фактически ультиматумом.
Повисшее в воздухе напряжение — слишком ощутимое и явное. Хоть режь. Для чего-то же должен сгодиться кинжал, в который она вцепилась, кажется, и сама позабыв про его существование.
— Не сложно, — согласился, шагнув к ней, сокращая расстояние, и аккуратно обхватил её ладошку, удерживающую опасную игрушку. — Повторяю: я — мужчина, который не будет изменять своей жене, — склонился ближе, повторив дословно то, что когда-то говорил ей прежде. — Да, когда-то я проводил время с другими женщинами. Это было до тебя. До того, как я женился на тебе. И уверяю тебя, так всё и останется, маленькая моя воинственная госпожа, — закончил, понизив голос, всё также аккуратно потянув кинжал на себя.
Поранится ещё…
Или нет.
Едва потянул кинжал на себя, как девчонка дёрнула рукой, тем самым повернув остриё, которое теперь упиралось мне в грудь, проткнув рубашку. От того, чтобы кинжал проткнул меня самого, разделял теперь всего один вдох.
И я его почти совершил…
— Хорошо, — сухо произнесла Аида, резко отпрянув.
Судя по тому, с каким демонстративно сосредоточенным видом она отошла от меня и расположилась за рабочим столом, ничего хорошего так и не произошло.
И это не то, чтобы удивило, но в некоторой степени озадачило.
— Ты всё равно злишься, — прищурился, по-новой разглядывая её, сложив руки на груди. — Почему?
Всё с таким же сосредоточенным видом девушка принялась разбирать бумаги на столе, предварительно убрав в папку подписанный недавно договор. И это вместо того, чтобы ответить.
Странно-непривычное ощущение…
Которое отчего-то позабавило.
— Почему ты злишься, Аида? — повторил с нажимом, после того, как вновь оказался перед ней.
Чтоб больше не думала меня игнорировать, в довершение развернул её вместе с креслом к себе. Девчонка при этом поджала губы, с явным сожалением покосившись на отложенный кинжал, а затем уставилась на меня, как на врага.
— А почему ты разозлился, когда застал меня верхом на рояле, в компании Амира? — прищурилась. — Или с Метином в душевой, на яхте? Или тогда, на заправке, когда тот парень предлагал заглянуть мне “под капот”? — сложила руки на груди.
— Я разозлился, потому что обещал тебе безопасность, и не справился. Сам на себя разозлился. Не на тебя, — сказал, как есть.
Очень старался сохранять серьёзный вид, но улыбка расползалась на моих губах сама собой. Особенно после того, как Аида открыла рот, явно собираясь сообщить что-то в ответ, но так и не звука не обронила. Сидела, глотала воздух мелкими глотками и смотрела на меня с таким выразительным возмущением, что моя улыбка невольно становилась всё шире и шире. Ненадолго.
— В таком случае, я тоже злюсь сама на себя! По твоей же аналогии! За то, что тупица этакая и ведусь на каждую встречную особу, которая имеет на тебя какие-то свои наполеоновские планы. Тебе-то что? Тебя же это вообще никак не касается, — фыркнула.
Улыбаться я всё-таки перестал.
— Это называется ревность, любимая, — склонился над ней, уперевшись руками в подлокотники кресла. — Вот почему ты злишься, — прошептал ей в губы.
Аида ещё раз втянула в себя воздух. На этот раз глубоко. Смотреть на меня с исключительным возмущением не перестала. Заодно смутилась и сама, в очередной раз напомнив мне о том, какая она временами милая, ранимая и нежная.
— Вот почему я злюсь? — выделила в повторе. — Ну, знаешь ли, Алихан! — протянула в полнейшем негодовании.
